Глава 11: Сердце семьи

На следующее утро после того судьбоносного вечера воздух в баре Отосе казался тяжёлым, пропитанным невысказанными словами. День пролетел в суете, но к вечеру, когда последние клиенты разошлись, Гинтоки и Цукуё решили, что пора. Они позвали Кагуру за столик в углу кафе, где мягкий свет ламп отбрасывал тёплые блики на деревянную столешницу. Кагура плюхнулась на стул, скрестив руки, её лицо было настороженным, как у зверька, чующий опасность.
Гинтоки кашлянул, пытаясь начать. — Кагура, у нас с Цукуё есть новости. Мы решили пожениться.- сказал он как будто говорит о погоде за окном. Его слова повисли в воздухе, словно капли дождя, готовые разбиться о землю. Кагура напряглась, её глаза сузились. Она не закричала, не разрыдалась, но по её сжатым губам и тени, пробежавшей по лицу, было видно — идея ей не по душе. В её сердце зародилось сомнение, как холодный ветерок: что, если Гинтоки захочет новую семью? Новых детей? А она снова станет никому ненужной сыротой?
— Так, — начала она тихо, голос дрожал от сдерживаемых эмоций. — То есть теперь у меня будет новая мама, и у вас будут новые дети? Я тебе больше не буду нужна?- Гинтоки замер, его ухмылка исчезла, он не ожидал такой реакции от дочери, ведь она не плохо с Цукуё ладила и даже называла ее "Мама Цукки". Он наклонился вперёд а его взгляд стал твёрдым, но мягким, как закалённая сталь с теплом внутри. — Кагура, никто тебя не заменит. Никогда. Как даже такое пришло в твою глупую голову? Свадьба — не значит что ты мне больше не будешь нужна. Ты мне дороже любой бумажки о браке. Я не хочу отменять планы, но без тебя они ничего не значат.
Цукуё, заметив тень в глазах Кагуры, придвинулась ближе. Её голос был мягким: — Кагура, я не хочу забирать твоего отца. Он всегда будет на первом месте для тебя, как и ты для него. Я здесь, чтобы быть рядом, а не между вами. Обещаю.- ей даже в голову не приходило мысль о том чтобы разлучить их. Ее продал собственный отец,как ненужную вещь, как будто она вещь которой нет места в его жизни. Цукуё прекрасно понимала через что сейчас проходит рыжеволосая девочка.
Кагура молчала а её маленькие кулаки сжались на столе. Но слова Гинтоки и Цукуё кажется пробили броню её сомнений. Ее синие глаза наполнились слезами, и она, не сдержавшись, бросилась к Гинтоки, обхватив его крепко, как будто боясь, что он исчезнет. — Папа, ты обещаешь меня никогда не покидать? Папа..!— её голос дрожал, но в нём была надежда.
Гинтоки обнял её в ответ, его рука легла на её голову, перебирая волосы с нежностью. — Кагура, — произнёс он тихо, с лёгкой улыбкой, — никто не может обещать "никогда". Жизнь — капризная штука. Но я клянусь: пока я здесь, ты всегда моя девочка. Никакая свадьба, никакие дети этого не изменят.- Кагура уткнулась в грудь Гинтоки, слёзы скользнули по щекам, но в них было больше облегчения, чем отчаяния. Она знала: её место рядом с ним незыблемо.

***
Утро после того судьбоносного вечера разлилось над Эдо мягким золотом, но в баре Отосе царила атмосфера, похожая на предгрозовое затишье. Гинтоки, всё ещё слегка ошарашенный своим решением, позвал Отосе и её дочерей — Тама и Кэтрин — в кухню после открытия. Цукуё стояла рядом, стараясь выглядеть уверенно, хотя её пальцы нервно теребили край фартука.
Гинтоки кашлянул, бросив взгляд на Цукуё. — Ну, вот что. Мы с Цукуё решили пожениться. Хочу, чтобы вы знали первыми. Ну разумеется первая была все-таки Кагура,которой м ы это скзалали...ну..в прочем да..
- Отосе замерла, её глаза расширились, но затем на лице расцвела широкая улыбка — редкость для её обычно строгого выражения. — Наконец-то, балбес! — воскликнула она потушив сигарету и хлопнув в ладоши. — Я уж думала, ты всю жизнь будешь бегать от ответственности. Цукуё, рада за тебя, девочка. Ты принесёшь в этот дом порядок.
Тама кивнула, её обычно спокойное лицо озарила мягкая улыбка. — Это мудрое решение, Гинтоки-сан. Цукуё-сан отлично справляется с управлением, и её присутствие укрепит бизнес. Я поддерживаю.
Кэтрин, скрестив руки, фыркнула, её взгляд остался настороженным. — Ну, поздравляю, если это правда. Надеюсь у вас все будет в порядке. — Она бросила на Цукуё оценивающий взгляд, но не стала спорить дальше, лишь пожав плечами. — Спасибо. Я постараюсь оправдать доверие. -сказала Цукуё спокойно,х оть ее лицо и горело от смущения. Гинтоки ухмыльнулся. — Вот и славно. А теперь за работу, пока клиенты не начали ныть.
Прошла неделя, и Эдо загудело, как растревоженный улей. Газеты, от дешёвых листков до солидных изданий, пестрели заголовками: «Многоуважаемый Саката-сан, легенда десертов, женится на загадочной управляющей одного из его кафе!» и «Секретный союз: как Саката-сан нашёл свою половинку». Сплетники шептались на углах, обсуждая, как уважаемый бизнесмен, воспитывающий дочь в одиночку, решился на такой шаг. Некоторые восхищались Цукуё, называя её «спасительницей семейного очага», другие сомневались, шепча о её слишком загадочном прошлом,ведь они никакой информации о ее прошлом. Гинтоки только посмеивался, читая заголовки за чашкой чая, а Цукуё старалась игнорировать слухи, сосредоточившись на делах.
***
Однажды утром в кафе вошла неожиданная гостья. Её простое, но аккуратное кимоно скрывала фигуру под прикрытием, а лицо, хоть и светилось детским восторгом, было замаскировано скромной накидкой. Казалось, она сбежала из строгого мира, оставив позади титулы и ожидания. Кагура, вытиравшая столы, тут же заметила её и, не раздумывая, подскочила. — Добро пожаловать в наше кафе! — начала она, слегка поклонившись, как учила Отосе. — Вы выглядите, как будто сбежали от кого-то важного. Не хотите присесть и попробовать наши десерты? Меня зовут Кагура. Гостья замялась, её пальцы нервно теребили край накидки. — Я… просто путешествующая, — ответила она тихо, но в её голосе сквозила нотка благородства. — Меня зовут Соё. Здесь так вкусно пахнет, я не удержалась.
Кагура ухмыльнулась, сохраняя вежливость. — Тогда вы моя гостья! Папа делает лучшие клубничные десерты. Пойдёмте, сядем вместе!- девушка карими глазами покраснела, но не сопротивлялась, следуя за Кагурой к столику. Они начали болтать — Кагура рассказывала о семье и кафе, а Соё слушала, затаив дыхание. Вскоре они уже смеялись, делясь кусочками сладостей. Но когда Кагура ненадолго отошла за водой, Соё, взглянув на дверь, тихо прошептала сама себе: — Если меня найдут, это будет конец… — Её маска дрогнула, выдавая тень королевской осанки.
Гинтоки, заметив это из-за стойки, прищурился. — Ещё одна проблема на горизонте, — пробормотал он, но в глазах мелькнула искра интереса.
***
На следующий день утром Кагура, зевая, подошла к Гинтоки, который лениво помешивал тесто. — Пап, можно я сегодня не выйду на работу? Хочу погулять с той новой девчонкой, Соё. Она такая милая! Гинтоки прищурился, притворно нахмурившись. — Хэх.. Да ты у нас лодырь номер один! Ладно, иди, но если нарвёшься на неприятности, не жди, что я буду выручать.- конечно же он первым примчится спасать ее,они оба знали это.
Кагура ухмыльнулась и умчалась, встретив Соё перед баром эажом ниже. Они отправились гулять по Эдо, и Кагура повела её в свой любимый парк — место с раскидистыми сакурой и прудом, где плавали разноцветные карпы. — Вот тут я однажды чуть не утопила Шинпачи! — хихикнула она, показывая на воду. Затем они прошлись по узким улочкам к её тайному уголку — старому мостику с видом на реку, где Кагура любила сидеть с дояраки. Соё, очарованная, смеялась, впитывая каждый момент свободы. Вдруг Соё замерла, её глаза расширились. — О нет… стражи! — прошептала она, заметив вдали силуэты в форме, шарящие по улице. Не раздумывая, она схватила Кагуру за руку и потащила в ближайший переулок. — Быстрее, спрячемся! — зашипела она, толкая подругу за старую бочку. Кагура, ничего не понимая, плюхнулась рядом. — Ты что, преступница? Тебя разыскивают?- Соё прижала палец к губам, выглядывая из-за бочки. Стражи прошли мимо, бормоча о «беглой девчонке из дворца». Когда опасность миновала, Соё выдохнула, а Кагура, не удержавшись. — Соё..? Это они о тебе?- спросила Кагура мягко.
Соё покраснела, но улыбнулась, она покачала головой. - Я тебе позже все расскажу,обещаю,а тепер давай пойдем еще немного погуляем.- Кагура не настаивала чтобы та призналась ей в правде. У нее самой есть страшные секреты,которых не хочет рассказывать. Она кивнула и они продолжили прогулку, полные новых приключений.
***
Тем временем в кафе Гинтоки, скалясь, поддразнивал Цукуё, которая проверяла счета. — Ну что, леди Саката, выбрала уже свадебное платье? Может, что-нибудь с рюшами, как у принцессы? — Он театрально закатил глаза. Цукуё покраснела, её рука дёрнулась, и она отвесила ему лёгкий подзатыльник. — Не смей подшучивать надо мной на работе, идиот! — рявкнула она, хотя в голосе проскользнула нотка смущения, типичная для её характера. Тама и Кэтрин, услышав это, загорелись, как факелы на празднике. Тама захлопала в ладоши. — О, это прекрасная идея! Цукуё-сан, давайте выберем платье вместе! Я знаю салоны, где шьют настоящие шедевры. - Кэтрин, хоть и скептически, добавила: — Ну, если уж замуж, то хотя бы с шиком. Пойду с вами, присмотрю, чтобы ты не выбрала что-нибудь аляповатое. Цукуё скрестила руки, бросив взгляд на Гинтоки. — Без Кагуры я никуда не пойду. — Её тон был твёрдым, но Гинтоки уловил намёк: она хотела сблизиться с девочкой ещё больше и доказать ей как та важна ей. Он мысленно усмехнулся, уверенный, что если Кагура выберет даже мешок из-под картошки, Цукуё наденет его, лишь бы не разочаровать девочку.
Позже, после закрытия, дверь кафе распахнулась, и Кагура влетела с широкой улыбкой. — Папа, ты не поверишь! Я подружилась с сестрой Сёгуна!- Гинтоки выронил тарелки, они с грохотом разлетелись по полу, а кисёра Цукуё выпала изо рта, дымя на столе. — Что?.. ЧТО? — прохрипел он, не веря ушам. Кагура, сияя, начала рассказывать. — Мы гуляли целый день, и она призналась мне что сбежала из дворца! Ей запрещено покидать дворец без охраны и заводить друзей среди простых людей. Соё хотела хоть день пожить как обычная 14-летняя девчонка,как я!- Гинтоки все ещё в шоке крыво улыбнулся..его дочь можно назвать всем,только не "обычной". - А потом она повела меня к себе в дворец,где я встретила её брата, Сёгуна! Его зовут Шиге Шиге и он очень милый,папа! Он сказал, что мне разрешено навещать ее когда угодно! Представляешь? Он даже сказал что сам приедет сюда как-нибудь и попробует наши десерты, а если ему понравится то будут от нас их заказывать! - Гинтоки покачнулся, хватаясь за стойку, чтобы не упасть, он и Отосе переглянулись, их лица побелели от шока. — Инфаркт мне обеспечен, — простонал высокий мужчина, а Отосе схватилась за сердце, бормоча: — Это сон или реальность?
- Шинпачи, протирая очки, взволнованно вмешался: — Это наш шанс! Слухи, что дочь известного бизнесмена, Саката-сана дружит с сестрой Сёгуна, привлекут толпы клиентов,а если и чиновники с самого дворца будут навещать нас то..- Тама и Кэтрин, не сдержавшись, закружились в импровизированном танце, хихикая от восторга. Отосе все ещё не смогла поверить своим ушам но довольно усмехнулась. -Кагура,ты наш талисман, который приносит нам удачу.- Цукуё, обняв Кагуру, улыбнулась. — Ты теперь подруга принцессы, Кагура! С ней можешь вести себя как обычно,она ведь твоя подруга теперь. Но перед дворцовыми гостями нам всем нужно быть воспитанными и культурными. Тама кивнула, став серьёзной. — Предлагаю всем пройти парочку уроков высшего этикета. Это пригодится нам, когда эти самые посетители из дворца приедут к нам.День завершился в ликовании. Все были довольны, обсуждая планы, пока усталость не взял вверх над всеми. Отосе с дочерями удалились, Шинпачи ушел домой, а Кагура уснула так крепко как медведь в спячке.
Когда дом затих, Гинтоки и Цукуё остались в гостиной, потягивая чай. Тишина обволакивала их, прерываемая лишь потрескиванием свечи. Гинтоки взглянул на Цукуё, его глаза смягчились. — Ну, леди Саката, готова стать моей женой? — пошутил он, но голос дрогнул. Цукуё покраснела. — Идиот… Я сколко раз я должна ещё согласится чтобы к тебе уже дошел мой ответ?- Гинтоки тихо рассмеялся.- Мне нравится когда ты так смущаешься. -сказал он мягким голосом,он медленно взял ее руку и поцеловал нежную кожу, коснулся её кожи губами — галантный жест, полный неожиданной нежности, от которого сердце Цукуё забилось быстрее. Затем он поднялся, не отпуская её руку, и мягко, но уверенно потянул её к себе. Цукуё, удивлённая, шагнула ближе, её дыхание сбилось, когда их взгляды встретились. Он притянул её в объятие, его руки обняли её плечи, а она, после недолгого сопротивления, расслабилась, чувствуя его тепло. Молчание стало их первым общим убежищем, где слова были не нужны — только биение их сердец, слившихся в едином ритме.

Глава 10: Ожидание и возвращение
Давай немного исправим,все таки Кагура работала в кондитерских кафе, и так как не смогла успокоиться,она не была способна общаться с клиентами как положено. Тама предложила ей отдохнуть и она вернулась в их с отцом квартиру чтобы отдохнуть и успокоится,потом уже можно добавить:

Кагура стояла за стойкой, механически протирая блюдце, которое уже давно не нуждалось в чистке. Вокруг царил привычный утренний хаос: аромат свежей выпечки, смех клиентов, звон посуды. Но сегодня всё это будто проплывало мимо неё, как в тумане. — Кагура-сан, — раздался спокойный голос. Тама подошла, держа поднос с заказом. Её длинные волосы были аккуратно заплетены в косу а ее фартук был безупречно чист. — Ты посыпала на торт «Радужный сон» соль вместо сахарной пудри. Клиентка в очках уже трижды попросила замену.Кагура моргнула, словно очнувшись. — Ой... Чёрт.- Тама поставила поднос на стойку и наклонилась ближе, понизив голос: — Я понимаю что ты беспокоишься об отце,но разрушив его бизнес не поможет никому и тем более ему.
Кагура сжала губку в руке так, что с неё капнула вода. — Да ладно тебе,всё нормально!— Нет, — Тама аккуратно вытащила губку из её пальцев. — Ты не можешь отличить сахар от соли, значит ты должна отдохнуть. Иди домой и успокойся.-улыбнулась она уже мягко.— Но я...— Я сама справлюсь, — продолжила Тама, уже поворачиваясь к новому клиенту. — А ещё я приготовила коробку с печеньями для Гинтоки-сана. Он любит эти. Когда вернётся. Кагура кивнула. — Спасибо, — пробормотала она и, не глядя на окружающих, схватила свое пальто и вышла на улицу.
***
Кагура сидела у окна квартиры над баром Отосе, подперев подбородок руками. Солнце медленно тонуло в горизонте, окрашивая Эдо в багровые тона, но Кагура не замечала этого. "Почему они ещё не вернулись?" — эта мысль крутилась в голове, как назойливая муха. Она знала, что Гинтоки силён, но Ёшивара была другим миром — миром, где даже самые крепкие стены рушились под весом предательства. Воспоминания о прошлых ранах отца всплывали перед глазами: кровь на его рубашке, его усталая улыбка... "Нет, не снова", — прошептала она, чувствуя, как комок подкатывает к горлу. Её пальцы нервно теребили край шторы, пока она всматривалась в пыльную улицу Эдо. Кагура привыкла к выходкам отца,но на этот раз тревога не отпускала ее. Он у нее самый лучший,он и сильный,и умный.. но мысли о подручных Хоссена,о его"шакалах" не давали покоя. Она не хотела потерять еще одного дорогого ей человека. Если бы я была там...", — думала она, сжимая кулаки. Но что она могла сделать? Даже её сила казалась бесполезной, когда отец решал идти на риск один. Отосе принесла немного еды, но Кагура даже не притронулась к нему. "Перестань пялиться в окно," — сказала она строго. — Они вернутся, когда разберутся. Твой балбес-отец не из тех, кто сдаётся. — Но вдруг там опасно! — возразила Кагура, не отрывая глаз от улицы. — А если его опять ранят? -Отосе вздохнула, но ничего не ответила, она зашла на маленькую кухню и поставила чайник на огонь. Кагура поднялась со стула и подошла к окну. Улицы Эдо, обычно такие шумные, сегодня казались пустынными. Даже пыль, поднимаемая редкими прохожими, оседала медленно, будто время тянулось сквозь пальцы. Закат окрашивал комнату в тёплые тона, но Кагура чувствовала только холод. Она прижала лоб к стеклу, словно пытаясь разглядеть вдали их силуэты. "Вернись уже,отец...", — мысленно молилась она, не замечая, как её дыхание запотело на холодном стекле. Сердце колотилось так громко, что Кагура почти слышала его стук в ушах. Каждый шорох за окном заставлял её вздрагивать, а в животе скручивалось холодное напряжение. Она даже не заметила, как прокусила губу, пока на языке не появился вкус металла.

Прошёл весь день, и только далеко после обеда в дверях показались две фигуры. Гинтоки вошёл, слегка потрёпанный, но с ухмылкой, держа в руках сумку с остатками еды что Кагура упаковала ему. Цукуё следовала за ним, сняв капюшон. Отосе вышла из кухни, скрестив руки. — Ну что, герои? — спросила она. — Всё в порядке? -Гинтоки кивнул. — Да, разобрались. Подручные Хоссена слабаки. Хинова теперь управляет делами, и Ёшивара скоро успокоится. Девушки в безопасности.- Цукуё добавила: — Хинова справится. Но там ещё есть риск. Я должна была убедиться, что они выживут.-
Кагура подбежала обнимать Гинтоки. — Я знала, что ты справишься!
Отосе посмотрела на Цукуё. — А ты остаёшься?- спросила она холодновато. По спине Цукуё пробежали мурашки. Цукуё открыла рот, но Гинтоки перебил. — Да, она остаётся. Ёшивара ещё не безопасна, а она слишком ценна, чтобы рисковать.-сказал он твёрдо и посмотрел на блондинку -Я знаю что ты можешь защитить себя, но я не отпущу тебя туда обратно. Поживёшь у нас, пока всё не утрясётся. Цукуё нахмурилась. — Я не хочу быть обузой… — Не обуза, — отрезал Гинтоки.- Будешь работать с нами и помогать в нам. Скоро мы откроем ещё один кафе со сладостями, нам нужен человек которому мы можем доверять управлением заведения. Ты теперь часть команды.- Отосе вздохнула, но в уголках её губ мелькнула улыбка. Хоть Гинтоки и старался скрыть,но Отосе уже была слишком стара и опытна чтоб не заметить как он привязался к Цукуё. В ее сердце зажглась надежда. — Ладно, но держи его в узде, Цукуё. А то он может такое вытворить что мало не покажется.
***
Прошло полгода с тех пор, как Цукуё поселилась в маленькой комнате в баре Отосе. После событий в Ёшиваре она отказалась жить в квартире Гинтоки, выбрав скромное помещение за стойкой, где могла быть ближе к работе и независима. Новое кафе со сладостями открылось, и она, как управляющая, быстро освоилась, привнося в бизнес свою строгую, но заботливую натуру. Гинтоки, хоть и ворчал, стал чаще заглядывать в бар, помогая с бумагами или просто болтая. Они сближались, но оба отрицали это — он называл её "новой головной болью", а она уверяла, что просто платит долг. Однако их взгляды и улыбки выдавали больше.
Кагура, тепло приняла женщину, сначала она дразнила её, называя "принцессой воинов", но со временем их связь укрепилась. Цукуё часто расчёсывала ее волосы, а Кагура делилась историями о прошлом с отцом. Однажды, увидев, как Цукуё штопает её порванное пальто, Кагура обняла её и сказала: — Ты как мама. — С тех пор она шутила, называя её "мамой Цукуё", с явной любовью. А сама Цукуё поклялась что никогда не оставит одну девочку в беде и всегда будет рядом с ней,насколько это возможно.
***
В один прекрасный вечер, после тяжелого дня в кафе, Гинтоки и Цукуё остались на кухне. Так как Кагура уже давно ушла домой спать, они остались одни с горой немытой посуды. Сам не понимая как но Гинтоки уронил тарелку, Цукуё шагнула чтобы схватить ее но вместо этого она столкнулась с высоким блондином. Тарелка,конечно же разбилась, но Гинтоки, смеясь, схватил её за плечи чтобы Цукуё тоже не упала случайно. — Осторожнее, — буркнул он, не отпуская. Цукуё застыла, жар заливал лицо. — Пусти… Я в порядке…- Гинтоки заметил её дрожь и обнял, притянув ближе. — Не кипятись, ничего страшного же не случилось, — сказал он тихо. Цукуё ещё больше покраснела, её сердце билось, как барабан под кожей, когда она ощутила тепло его сильного объятия. От него сладко пахло ванилью, клубникой и потом. Она хотела отстраниться, но ее тело предательски застыло, пленённое близостью. Гинтоки, глядя в её пылающее лицо, замер — её глаза, полные смятения и тепла, раскрыли что-то глубже слов. Он наклонился ближе, почти касаясь её губ, и на миг их дыхания смешались, обещая что-то неизбежное. Но Цукуё, охваченная паникой, резко вырвалась, её щёки горели, как раскалённые угли. Она сделала шаг назад, готовая броситься прочь из кафе, но перед тем как сделать это она замерла, сжав кулаки, пробормотав что-то и унеслась прочь.
Гинтоки проводил её взглядом, чувствуя, как его собственное сердце дрогнуло. Её бегство, её дрожь, её взгляд — всё это кричало о чувствах, которые она скрывала. И в этот момент он понял: она нравится ему, не просто как друг, а глубже, чем он осмеливался признать. А её реакция подтвердила, что и он ей небезразличен, скрытый под слоями её гордости и страха.
***
Шёл уже месяц с того неловкого вечера, когда их почти поцелуй повис в воздухе, оставив после себя тишину, полную невысказанных слов. Цукуё с тех пор избегала встреч с Гинтоки, скользя по краям его присутствия, как тень в сумерках. Их разговоры, если случались, были холодны и деловы — о поставках, клиентах, расписании. Но в глубине её души затаился стыд, смешанный с тёплым трепетом, который она упорно гнала прочь.Гинтоки, однако, решил положить конец этой игре. После закрытия кафе он отправил Кагуру домой, сославшись на усталость, оставив себя и Цукуё наедине в полумраке пустого зала. Цукуё, чувствуя напряжение, достала кисёру, закурила, пряча взгляд за тонкой струйкой дыма. Она подошла к окну, распахнув его, чтобы вечерний ветерок остудил её разгорячённое лицо. Гинтоки шагнул ближе, его шаги мягко эхом отдавались в тишине.
— У меня к тебе предложение, — начал он, голос звучал строго, как приказ самурая.Цукуё повернулась, её пальцы дрогнули на кисёре. — Если это про бизнес, зачем тогда отправил Кагуру домой? Это ее..ее тоже касается и..Она могла…— Хватит, Цукуё, — прервал он, голос стал твёрже, как сталь. Её щёки вспыхнули, и она поняла, что разговор уведёт их к тому случаю. — Мы оба взрослые люди,так давай говорить прямо. У меня действительно есть одно деловое предложение к тебе.Он замолчал, давая ей собраться с мыслями, его тон был спокойным, но с намёком на непреклонность. Цукуё кивнула, не решаясь прерывать.— Я стал человеком уважаемым, — продолжил Гинтоки, его губы тронула лёгкая улыбка, от которой сердце Цукуё забилось быстрее. "Красивый… невероятно красивый мужчина", — мелькнуло у неё в голове, но она подавила эту мысль. — У меня хороший бизнес. К нам заходят и простые посетители, и также часто очень важные клиенты чтобы съесть любимые десерты. И вот, видишь, объединяет их одно, они все задают мне один и тот же вопрос каждый раз: Когда я уже женюсь? Мол,я один воспитываю свою дочь,а ей ведь нужна мать, было даже такое что спрашивали все ли в порядке с моей ориентацией. — Он тихо рассмеялся, и этот звук растопил лёд в груди Цукуё. Цукуё почувствовала, как воздух становится гуще, её колени чуть подогнулись, но она держалась, скрывая смятение. — И… какое же твоё предложение? — спросила она, стараясь сохранить голос ровным.Гинтоки посмотрел ей в глаза, его взгляд был простым, как ясное небо.
-Выходи за меня замуж.- Слово повисло, как звон колокола в храме. Цукуё замерла, её рот приоткрылся в шоке. — Ч-что? — Не паникуй, — добавил он быстро, заметив её реакцию. — Пожалуйста подумай об этом. У тебя появится статус жены многоуважаемого бизнесмена. Ты официально станешь матерью моей дочери. Меня наконец то перестанут раздражать с вопросами о женитьбе. Ну а если ты захочешь, мы сможем развестись в любой момент. Ну как? Ты согласна?- Цукуё ощутила, как мир закружился. Её разум кричал об отступлении, но сердце дрогнуло. Вместо слов она кивнула, не доверяя голосу.
— А… как скажем Кагуре? Отосе-сан, Тама, Кэтрин, Шинпачи…ВСЕМ? — начала она, пытаясь цепляться за логику, но голос дрожал от страха и волнения и..радости?
-Для меня главное чтобы тебя Кагура приняла. Остальным никакого дело до наших отношений нет.- Гинтоки пожал плечами, не видя проблем. Цукуё снова кивнула, её глаза расширились от удивления. — Ну… да или нет? — спросил он, впервые с ноткой нервности. Ему не хотелось слышать отказ — план был отлично придуман ведь, зачем усложнять?
— Я… ну… да, — вырвалось у неё, лицо пылало, как спелая свёкла. - Я..я должна идти.- сказала она бегло и не дожидаясь ответа, она бросилась к выходу, её шаги эхом отдавались в пустом кафе.
Гинтоки остался один, удовлетворённый своим планом, но с лёгкой улыбкой, скрывающей волнение. Он знал, что это только начало.

Глава 9: Свет после бури

Утро в Эдо встретило квартиру над баром Отосе мягким светом, пробивающимся сквозь занавески. Тишина после той бурной ночи казалась нереальной. Кагура сидела на татами в их комнате, её плечо было забинтовано, но рана уже почти зажила — её кожа светилась здоровьем, а лицо выглядело намного лучше, чем можно было ожидать после вчерашнего. Цукуё сидела рядом, её руки замерли над повязкой, глаза расширились от удивления. Её собственные раны заживали медленно, а эта девочка… казалось, ранение было лишь лёгким ушибом. Гинтоки, вернувшийся на рассвете с кровью на деревянном мече, молча стоял у окна, глядя на улицу внизу, где виднелся знакомый силуэт бара. Его ярость ушла, оставив лишь усталость и тень вины.
— Папа, ты в порядке? — голос Кагуры был лёгким, её привычная упрямство уже возвращалось. Гинтоки повернулся, ухмыльнувшись уголком рта. — В порядке? Да я просто прогулялся и прихватил с собой одного тирана в качестве сувенира. Ничего особенного. — Он подошёл, потрепав её по голове. — Главное, что ты жива, дурашка.- Цукуё подняла взгляд, её голос дрогнул. — Гинтоки… ты рисковал всем ради нас,ради..меня. Я не думала, что кто-то… — Она замялась, её глаза всё ещё были прикованы к почти зажившей ране Кагуры. — Не начинай, — перебил он, махнув рукой. — Я не герой. Просто не люблю, когда трогают мою семью. — Его взгляд смягчился, встретившись с её глазами. — А ты, похоже, теперь часть её.- Кагура ухмыльнулась, потягиваясь. — Вот видишь,Цукки? Говорила же, что мой папа никогда не сдаётся и решает все проблемы! Шинпачи, заглянувший в квартиру с гроссбухом в руках, нервно поправил очки. — Гин-сан, а что с теми бандитами? И… Хоссен? — Его голос дрогнул, он всё ещё не мог поверить в случившееся. — Хоссен больше не проблема, — коротко ответил Гинтоки, его тон не оставлял места для вопросов. — А бандиты… разберёмся. — Он бросил взгляд на Цукуё, словно ожидая её реакции. В этот момент в комнату вошла Кэтрин, держа поднос с чаем. Её взгляд скользнул по Кагуре, и она фыркнула. — Ну и чудо природы! Вчера чуть не умерла, а сегодня уже скачет, как ни в чём не бывало. Это всё её Ято-кровь, вот что. — Она осеклась, заметив, как Гинтоки напрягся, а Цукуё замерла, переводя взгляд с Кагуры на Кэтрин.— Что? Ято? — прошептала Цукуё, её голос был полон изумления. Она знала о легендарной силе этого клана, но не ожидала увидеть её в этой девочке. Кагура нахмурилась, бросив быстрый взгляд на Гинтоки. —Кэтрин, ты могла бы и помолчать! — буркнула она, но было поздно — секрет вырвался наружу.Гинтоки вздохнул, потерев затылок. — Ну, теперь ты знаешь. Она не просто моя дочь — она крепче, чем кажется. А теперь, Кэтрин, заткнись, пока не наговорила лишнего. Кэтрин фыркнула, но отступила, бросив последний скептический взгляд на Цукуё. Тишина повисла в комнате, прерываемая лишь слабым шорохом занавесок. Цукуё опустила глаза, её пальцы нервно сжимали край кимоно. Кагуранаблюдала за ней с любопытством, но молчала, чувствуя напряжение. Гинтоки шагнул ближе, его лицо стало серьёзным, что было редкостью. Он скрестил руки и посмотрел на Цукуё прямо в глаза. — Ладно, Цукуё, хватит молчать. Я рисковал всем, чтобы разобраться с этим Хоссеном, и моя дочь была сильно ранена. — Его голос был твёрдым, но не злым. — Расскажи. Кто ты такая? Почему работала на такого ублюдка? Я хочу знать правду.
Цукуё сжалась, её лицо покрылось румянцем стыда. Она опустила голову, избегая его взгляда, и её голос дрогнул, когда она начала говорить. — Я… я не горжусь этим. Меня продали Хоссену, когда я была ребёнком. — Она сглотнула, её пальцы коснулись шрама на щеке. — Он хотел сделать из меня проститутку, как из многих других девочек. Но я… я не могла этого вынести. Я взяла нож и изрезала своё лицо — щёку и лоб. — Её голос упал до шёпота. — Я думала, если стану уродливой, меня не смогут продать как хороший товар. И это сработало. Хоссен разозлился, но убить меня не стал.- Кагура нахмурилась, её глаза расширились. — Ты сама это сделала? — прошептала она, не веря своим ушам.
Цукуё кивнула, её взгляд оставался прикованным к полу. — Да. Но он не отпустил меня просто так. Чтобы я была хоть как-то полезна, он заставил меня учиться боевым искусствам. Меня тренировали годами — кунаи, меч, скрытность. Он сделал из меня оружие, чтобы я охраняла его девушек, следила за порядком в Ёшиваре. Я ненавидела это, но не видела выхода… пока не решила пойти против него, когда он на моих глазах жестоко убил беременную проститутку. — Она подняла глаза, в них блестели слёзы. — Я хотела спасти ее, но потерпела поражение. И вот я здесь.- Гинтоки молчал, его лицо оставалось непроницаемым, но в глубине глаз мелькнуло понимание. — Значит, ты не просто сбежала. Ты боролась, — наконец сказал он тихо. — Этот шрам… он не от уродства. Он от силы.
Цукуё покачала головой, вытирая слёзы. — Нет, это слабость. Я не смогла защитить тех, кого клялась охранять. Но теперь Хоссен мёртв. Хинова… она главная куртизанка позаботится о девушках,я знаюэто. Но.. Я… хочу её увидеть! Нам нужно поговорить. — Её голос окреп, в нём зазвучала решимость, но взгляд оставался полон сомнений. Кагура, всё ещё сжимая её плечо, кивнула. — Тогда иди, Цукки! Хинова наверняка рада будет тебя видеть.- Но Гинтоки резко шагнул вперёд, его лицо помрачнело. Что-то в глубине его души взбунтовалось при мысли, что Цукуё уйдёт обратно в Ёшивару, даже если Хоссен был повержен. Он не мог объяснить это чувство — оно было как тень, скользящая по краю сознания, инстинктивный порыв защитить эту женщину, чьи глаза, несмотря на шрамы и боль, светились скрытой силой. Её присутствие, её упрямство, её готовность жертвовать собой — всё это цепляло его сильнее, чем он хотел признавать. Сердце стукнуло громче, но он загнал это ощущение вглубь, маскируя его под привычную грубость.
Гинтоки шагнул вперёд, его лицо помрачнело. — Мы найдём выход из положения. А если ты так настойчиво хочешь обратно в Ёшивару, значит, я с тобой пойду. — Его голос был твёрдым, но лишённым излишней мягкости. Кагура вскочила, её глаза загорелись детской радостью. — Папа, можно мне тоже с вами?! — НЕТ! — одновременно отрезали Гинтоки и Цукуё, их голоса слились в строгом хоре, словно у заботливых родителей. Кагура надула щёки, но промолчала, удивлённая их единодушием. В этот момент из тени выступила Отосе, которая молча наблюдала за всем этим разговором. Её лицо было сердитым, а руки слегка дрожали — утром, узнав о схватке с бандитами,и с этим типом, Хоссеном, она едва сдержала панический приступ, представив, как Гинтоки мог не вернуться. Он был ей как сын, и терять ребенка она не собиралась. — Ты никуда не пойдёшь! — её голос был резким, полным страха и гнева. — Никакая Ёшивара и иже с ней! Я не разрешу тебе разрушить твою репутацию и бизнес только потому, что ты вздумал в героя сыграть! У тебя есть дочь, подумай про ее будущее!- Гинтоки уже открыл рот, чтобы выдать пару не самых ласковых слов в ответ, но Цукуё перебила его, шагнув вперёд. — Отосе-сан права. Ты должен остаться тут, Гинтоки. Ты убил бандитов, которые пришли за мою голову, и даже справился с чудовищем вроде Хоссена. Я не могу просить о большем. Я бесконечно благодарна тебе. — Она поднялась, решимость в её глазах сменилась грустью. — Я уйду.- Но едва она сделала шаг, Гинтоки схватил её за запястье, его хватка была твёрдой, но не грубой. — Ты никуда не пойдёшь, я сказал. Ты, конечно, права, старая карга, — он бросил взгляд на Отосе, — но я её не отпущу туда одну.- он серьезным взглядом посмотрел на Цукуё. -Мы поедем вместе, только чтобы решить твои дела, и вернёмся. Никакого "остаться" в Ёшиваре жить я тебе не позволю. Но если в ближайшее время всё будет в порядке, тогда, может, и сможешь навещать то место, когда захочешь. — Его голос смягчился, но твёрдость осталась. Тишина повисла в комнате, пока Тама, старшая дочь Отосе, стоявшая в углу, вдруг подняла голову. Её острые глаза сверкнули, отражая проблеск гениальной идеи. — Предлагаю маскировку, — сказала она спокойно, её голос разрезал напряжение. — Если Цукуё-сан нужно вернуться в Ёшивару, чтобы защитить девушек и встретиться с Хиновой, мы можем отправить её под видом обычной путешественницы. Я подготовлю документы и подберу одежду — плащ, шляпа, возможно, парик. Гинтоки-сан сможет сопровождать её под прикрытием. -Гинтоки кивнул, его взгляд смягчился. — Это звучит разумно. Но Кагура остаётся, и точка. А ты, Тама, организуй всё быстро. Цукуё посмотрела на Тама, затем на Гинтоки, и впервые за долгое время её губы тронула слабая улыбка. — Вы… правда готовы пойти так далеко?-Тама кивнула. — Я начну с подбора одежды и фальшивых бумаг. Плащ с капюшоном и тёмный парик скроют её лицо. Гинтоки-сан, вам стоит взять с собой меч — на случай неприятностей.- Отосе, всё ещё хмурясь, вздохнула. — Ладно, но будьте осторожны. Если что-то пойдёт не так, я сама приду в Ёшивару и вытащу вас за уши. Кагура, хоть и обиженная, добавила с ухмылкой: — Ладно, я останусь… Но следите за папой, чтобы не попал в какую то дурацкую ситуацию по дороге.- Гинтоки закатил глаза, но в уголке рта дрогнула улыбка. — Договорились. А теперь все за работу — у нас есть план, и я не собираюсь его проваливать.
Цукуё опустила взгляд, чувствуя тепло, которое разливалось в груди. Впервые за годы она не была одна.

Глава 8: Тени Ёшивары

Ночь в Эдо была тёмной, как чернила, и лишь редкие фонари отбрасывали дрожащие отблески на мокрые от дождя улицы. Бар Отосе, обычно полный смеха и аромата свежих дояраки, затих после закрытия. Кагура, зевая, помогала Кэтрин протирать столы, Шинпачи пересчитывал выручку с Тамой, а Гинтоки, как обычно, лениво листал журнал, бормоча что-то про "слишком много работы для старика". Отосе, стоя за стойкой, бросала на него насмешливые взгляды, но вечер казался спокойным — пока дверь не распахнулась с оглушительным скрипом.
На пороге, шатаясь, стояла женщина. Её светлые волосы, спутанные и мокрые, прилипли к лицу, тёмное кимоно было разорвано, а по рукаву стекала кровь, смешиваясь с дождевой водой. Она сделала шаг и рухнула на пол, едва успев опереться о дверной косяк. В руке она сжимала кунай, который звякнул, упав на деревянный пол.
— Что за…?! — Гинтоки вскочил, журнал выпал из его рук. Кагура, среагировав быстрее всех, подскочила к незнакомке, ловко подхватив её, чтобы та не ударилась головой. — Эй, ты жива?! — крикнула Кагура, пытаясь рассмотреть её лицо. Женщина дышала тяжело, её глаза, острые, как лезвия, метались по комнате, но она молчала. Шинпачи, побледнев, подбежал с аптечкой, которую Отосе всегда держала под стойкой. — Она ранена! Нужно остановить кровь!- Тама, с её механической точностью, уже сканировала женщину взглядом. — Ранение в левом плече, поверхностное, но глубокое. Потеря крови умеренная. Требуется обработка и отдых. Гинтоки, скрестив руки, смотрел на гостью с подозрением. — Отлично, ещё одна беда на мою голову. Кто она вообще такая? И почему с кунаем? Это не похоже на "ой, я споткнулась и упала". Отосе, подойдя ближе, присела рядом с женщиной. Её взгляд стал серьёзнее. — Девочка, ты в безопасном месте. Говори, что случилось. Но женщина — с короткими,светлимы волосами и шрамом на лице и лбу — лишь сжала губы. Её глаза, полные боли и страха, говорили больше, чем слова. Она попыталась встать, но силы покинули её, и она снова осела в руки Кагуры. — Не пытайся двигаться, ладно? — тихо добавила Кагура, укрывая её одеялом. — Мы не бросим тебя.
Гинтоки вздохнул, почесав затылок. — Ладно, тащите её на диван. Шинпачи, не стой столбом, помоги.
Команда сработала слаженно: Шинпачи принёс бинты и тёплую воду, Тама ловко обработала рану, а Кагура поддерживала женщина, стараясь не тревожить её раны. Кэтрин стояла в стороне,не особо доверяя гостью, её глаза сузились, а губы искривились в скептической усмешке. Она скрестила руки, оценивая незнакомку с ног до головы. — А мне кажется, это не просто случайная гостья. Смотрите, кунай, кровь, шрам — это пахнет неприятностями. Может, она сбежала от кого-то опасного? Или сама опасна? Отосе, подойдя ближе, присела рядом с женщиной. — Кэтрин, давай не будем спешить с выводами. Она ранена, ей нужна помощь. — Помощь? — Кэтрин фыркнула, её голос стал резче. — А если она убийца или шпионка? Я видела таких в прошлом — приходят с жалобным видом, а потом вырезают всех во сне. Я вызываю дозорных. Пусть разбираются.
Кагура резко повернулась к ней, её глаза вспыхнули. — Ты что, серьёзно? Она едва жива, а ты хочешь сдать её страже? Она же не преступник!
— А ты откуда знаешь? — парировала Кэтрин, подходя ближе. — Она молчит, как преступник. И этот кунай — не игрушка. Гинтоки, скажи что-нибудь!- Гинтоки вздохнул, почесав затылок. — Кэтрин, ты права, что осторожна, но давай не будем торопиться. Если она хотела нас убить, она бы уже попыталась, а не падала бы у порога. -сказал блондин пожав плечами. Кэтрин скрестила руки, не отводя скептического взгляда от женщины. — Ладно, но если она хоть пальцем шевельнёт не так, я сама позову дозорных. И не вздумай спорить, Гин.
— Эй, — Гинтоки присел перед ней, глядя прямо в глаза. — Не знаю, от кого ты удираешь, но если думаешь, что мы сдадим тебя каким-то ублюдкам, то ты ошибаешься. — Он ухмыльнулся. — Хотя я бы предпочёл, чтобы ты просто заказала дояраки и ушла.- Женщина слабо улыбнулась, но тут же поморщилась от боли. — Вы… не понимаете, — прошептала она хрипло. — Если они найдут меня… вас всех…
Она напряглась, её рука инстинктивно потянулась к несуществующему кунаю. Кэтрин тут же шагнула вперёд, её голос стал ледяным. — Вот видишь? Она что-то скрывает. Это доказательство! Я сейчас же иду за дозорными.Отосе, заметив напряжение, спокойно сказала: — Кэтрин, она в таком состоянии, что вряд ли сбежит. Дай ей время. Здесь никто не предаст тебя, — добавила она, обращаясь к блондинке. Шинпачи, всё ещё нервничая, поправил очки. — Как вас зовут?- задал он очевидный вопрос,который,на удивление никто не сделал до этого. -Цуку..-ответила та тихо.- она посмотрела на Кагуру, чьи яркие глаза сияли решимостью, на Шинпачи, который, несмотря на свою неуклюжесть, искренне пытался помочь, и на Гинтоки, чья ленивая ухмылка скрывала силу. Её взгляд скользнул к Кэтрин, чьи скептические глаза не оставляли сомнений в её недоверии. Впервые за долгое время она почувствовала искру надежды, но и страх не отпускал. — И я… не хочу, чтобы из-за меня кто-то пострадал.— выдохнула она, закрывая глаза.
Кэтрин прищурилась, но промолчала, хотя её рука всё ещё лежала на ручке двери. Гинтоки хмыкнул, вставая. — Ну, тогда не умирай в моём баре, Цукуё-сан. Это плохая реклама для десертов. — Он повернулся к Кагуре. — Завтра начинаем её прятать. И Кэтрин, никаких дозорных без моего слова, ясно? Кагура кивнула, сохраняя серьёзный вид. Кэтрин фыркнула, но осталась на месте, бросив последний холодный взгляд на Цукуё. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Гин.
***
Ночь в баре Отосе после появления Цукуё прошла в тишине, нарушаемой лишь шорохом дождя за окнами. Команда уложила её на диван в задней комнате, где Тама обработала рану, а Кагура укрыла её одеялом. Кэтрин, всё ещё скептически поглядывая на гостью, осталась у двери, но под давлением Гинтоки не пошла за дозорными. Цукуё, слабо дыша, молчала, её взгляд был полон страха и усталости. Прошли дни. Цукуё лежала в комнате Гинтоки,в квартире над баром, медленно приходя в себя. Её рана заживала под присмотром Тама, но она оставалась замкнутой, избегая вопросов. Кагура каждый день приносила ей еду и болтала о пустяках, стараясь разрядить напряжение. Гинтоки, ворча, что "не сиделка", всё равно заглядывал, принося чай или проверяя её состояние. Его ленивая ухмылка и случайные шутки о "ещё одной проблеме на шее" постепенно начали казаться Цукуё чем-то тёплым, почти родным. — Ты не обязана молчать, знаешь, — сказал Гинтоки однажды, сидя у её кровати с чашкой чая. — Но если кто-то за тобой охотится, лучше бы нам знать об этом.
Цукуё слабо улыбнулась, но промолчала. Ей нравилось, как он заботится, не требуя ничего взамен. За две недели, пока она выздоравливала,она очень привязалась к Кагуре. Они проводили часы вместе, Кагура говорила о своей жизни с Гинтоки, а Цукуё,улыбаясь,молча слушала их. Кагура стала для неё лучем солнца, а Гинтоки… Цукуё ловила себя на мысли, что его спокойная сила и юмор трогают её сильнее, чем она ожидала. Но страх за их безопасность рос. Она знала, что люди проклятого тирана,Хоссена, не сдадутся. Он был хозяином Ёшивары, а непокорных он очень сильно не любил и убивал безжалостно.
Через ещё одной недели, Цукуё решила уйти. Она не могла рисковать жизнями людей,которые стали ей так дороги за столь короткое время. Кагура, Гинтоки,старая дама Отосе и ее дочери..она их никогда не забудет и будет вечно благодарна им за их доброту.
Тихо спустившись в бар Отосе, она хотела попрощаться с Гинтоки, оставив записку. Бар был пуст, лишь слабый свет фонарей освещал стойку. Но едва она шагнула внутрь, дверь распахнулась, и в помещение ворвались трое мужчин в тёмных одеждах. Их лица были скрыты капюшонами, но глаза горели злобой.
— Цукуё, твоя игра кончилась, — сказал один спокойно, вытаскивая меч. — Хоссен хочет твою голову.- Цукуё замерла, инстинктивно потянувшись к кунаю, но её силы ещё не восстановились. Она попыталась отступить, но другой нападающий бросился вперёд. В этот момент из задней комнаты выбежала Кагура, услышав шум. Почему она не была в своей маленькой комнате в квартире Гинтоки-один бог знал, но Цукуё точно знала что девочку она будет защищать даже ценой своей жизни.
— Эй, что тут творится?! — крикнула она, но не успела увернуться. Один из бандитов, размахнувшись, случайно задел её мечом по плечу,он был невероятно быстрым. Кагура вскрикнула, рухнув на пол, кровь закапала на деревянный настил.
Услышав крик Кагуры, Гинтоки мигом спустился в бар с деревянным мечом в руках. Он думал что простые воришки хотели ограбить заведение,но когда он увидел раненую Кагуру в крови, глаза его запылали яростью, какой никто не видел. — Кто посмел тронуть мою дочь?! — его голос дрожал от гнева. Он бросился на нападавших, его движения были стремительными, точными и смертельными. Один из бандитов, не успев увернуться, получил удар в грудь намертво рухнув на пол, а второму он с лёгкостью свернул шею. Боевой опыт,которого он получил ещё на войне проснулся в нем как зверь, жаждущей крови. Гинтоки схватил третьего за шиворот, приставив меч к его горлу. — Ты. Отведёшь меня к своему хозяину. Сейчас. Или я размажу тебя по стенке.- Бандит, дрожа, кивнул. Цукуё, опустившись рядом с Кагурой, пыталась остановить кровь. её пальцы дрожали, пропитываясь алым. Гинтоки, сжав деревянный меч, бросил последний взгляд на дочь, его глаза пылали неконтролируемой яростью. Но прежде чем он шагнул за пленником, Цукуё вскочила, преграждая ему путь. Её голос сорвался, полный отчаяния и мольбы. — Нет, Гинтоки, остановись! — воскликнула она, хватая его за руку. — Ты не знаешь Хоссена! Он не просто сильный — он чудовище, невероятно жестокий! Его руки обагрены кровью сотен, и он не остановится, пока не уничтожит всех, кто встанет у него на пути. Он убьёт тебя, и тогда ты больше никогда не увидишь свою дочь! Я не позволю этому случиться! — Её голос был решительным но она еле сдерживала слезы. — Я вернусь к нему. Пусть делает со мной всё, что пожелает! Я лучше умру сама, чем буду спокойно смотреть, как он причиняет боль вам… тебе и Кагуре!- Гинтоки замер, его взгляд смягчился на миг, но ярость в нём не угасла. Он мягко, но твёрдо убрал её руку. — Цукуё, ты думаешь, тебя на милость этого ублюдка? Моя единственная дочь ранена по его вине. — Его голос был низким, полным решимости. — Я не герой, но за свою семью я готов разнести ад. Ступай к Кагуре, она нуждается в тебе. — С этими словами он последовал за бандитом, его шаги гремели, как приговор. Его ярость была неконтролируемой — за Кагуру он был готов убить.

Глава 7: Цветение Надежды

Утро тихо разлилось по дому Гинтоки, заливая потёртые циновки мягким золотым светом, что пробивался сквозь щели в ставнях. Прошёл год с тех пор, как он оставил саке позади, и в воздухе больше не витал тяжёлый запах спирта — лишь лёгкий аромат свежих дояраки, что Гинтоки испёк перед тем как девочка проснулась. Кагура, всё ещё маленькая девятилетняя девочка с яркими рыжими пучками, сидела за столом, уплетая сладости. Её ножки болтались в воздухе, а смех звенел, пока она делилась с ним смешными историями из бара Отосе. Гинтоки, откинувшись на подушку, лениво потягивал чай, когда дверь с лёгким скрипом отворилась.
На пороге стоял Хасегава Тайдзо, начальник иммиграционной службы, с потёртой папкой под мышкой. Его очки сползли на кончик носа, а лицо светилось усталой, но дружелюбной улыбкой. — Гин-сан, вот и я! — объявил он, входя и скидывая сандалии. — Всё уладил, как ты просил. Документы на удочерение Кагуры готовы. Печати, подписи — всё по закону.
Гинтоки приподнял бровь, но в его глазах мелькнуло облегчение. Хасегава, старый друг и собутыльник времён, когда тот был без работы, согласился помочь без лишних вопросов. Их дружба, закалённая долгими ночами за саке, сделала это возможным. — Ну, Хасегава, ты выручил, — хмыкнул Гинтоки, вставая и принимая папку. — Долг платежом красен, как-нибудь отработаю. Хасегава махнул рукой. — Да ладно, Гин-сан, это мелочи. Главное, чтобы девочка была в безопасности. — Он кивнул Кагуре и, подмигнув, вышел, оставив их наедине.
Гинтоки сел напротив Кагуры, разворачивая документы с официальными печатями. Его пальцы дрогнули, когда он взглянул на неё. — Слушай, Кагура-чан, — начал он, его голос был ниже обычного, с ноткой неуверенности. — Эти бумаги… Я уладил всё, чтобы ты стала моей дочерью официально. Но если не хочешь, я разорву их прямо сейчас, и мы забудем об этом. Только знай: если станешь моей дочерью, никто и никогда не сможет забрать тебя от меня.
Кагура замерла, её ложка замерла над тарелкой, а глаза расширились, словно два озера, отражающих первые лучи солнца. Слёзы заблестели на её ресницах. Её маленькое сердечко забилось быстрее, и она едва могла выговорить слова, захлёбываясь от счастья. Срывающимся шёпотом, словно ветерок, ласкающий лепестки сакуры, она прошептала:
— Гин-чан… я хочу… быть с тобой навсегда… Папа!- Она вскочила, бросившись к нему, и обхватила его шею худенькими ручками, её слёзы упали на его плечо, смешиваясь с теплом её дыхания. Гинтоки неловко обнял её в ответ, похлопывая по спине, чтобы скрыть волнение. — Ну, не реви, малая, — буркнул он, но в его голосе дрожала нежность. — Теперь ты моя, и точка.
***
Пять лет промчались, как ветер, уносящий лепестки сакуры, и вот Кагуре исполнилось четырнадцать. Её хрупкая детская фигура сменилась стройной, но всё ещё юной грацией, а рыжие пучки теперь обрамляли лицо с лёгкой уверенностью. С того дня, когда Гинтоки официально удочерил её, их дом стал не просто убежищем — он стал основой для чего-то большего. Её смех, когда-то робкий, теперь звучал звонко, заполняя пространство, где раньше властвовал запах саке. Гинтоки, оставивший пьянство позади, превратил своё скрытое увлечение десертами в настоящее дело, а Отосе, с её деловой хваткой, возглавила это начинание.
К тому времени как Кагуре исполнилось 14-лет, они уже открыли два заведения — одно в центре Эдо, на оживлённой улице, где витрины сияли свежими дояраки и маню, а второе чуть дальше, у реки, с видом на мерцающую воду, где подавали изысканные мочи с начинкой из фруктов. Бизнес расцвёл, и работы стало так много, что Гинтоки, хоть и ворчал, согласился нанять помощников. Среди них были люди, искусные в искусстве десертов: старушка Хана, чьи руки помнили рецепты времён её молодости, и молодой парень Рёта, чья страсть к сладостям соперничала с талантом Гинтоки.
Кагура, теперь не только дочь, но и неофициальная помощница, бегала между заведениями, разнося заказы и проверяя, чтобы всё было идеально.
Её сила Ято, скрытая под лёгкой улыбкой, помогала таскать тяжёлые подносы, а её красота сделала её лицом их бизнеса. Она подходила к клиентам, с очаровательной улыбкой спрашивая, довольны ли они сладостями, и её присутствие привлекало взгляды, особенно среди богатых посетителей. Однако большую часть общения с клиентами взяла на себя Тама. Её ум и такт позволяли находить общий язык даже с самыми привередливыми посетителями, превращая их капризы в лояльность к бару и кафе.
Договариваться с поставщиками доверили Кэтрин и Гинтоки — оба обладали хитростью, достойной старых лис. Кэтрин, с её лукавым взглядом, выторговывала лучшие цены на ингредиенты, а Гинтоки, ухмыляясь, добавлял свои "мужские доводы", чтобы сбить цену ещё ниже. — Хэхэ, эти торгаши сами не знают, с кеми связались! — смеялись они оба, потирая руки после очередной сделки.Тем временем бар Отосе, где всё началось, переживал настоящий расцвет. Именно там Гинтоки впервые представил свои дояраки, и с тех пор заведение стало отправной точкой для всех новых десертов, прежде чем они появлялись в кондитерских ресторанах. Отосе, с её хитрым взглядом, решила использовать это как козырь: самые свежие и необычные лакомства — от мочи с редкими ягодами до кремовых анмитсу — впервые выставлялись в баре. Шёпот о сладостях разлетелся по Эдо, и вскоре к привычным рабочим заглянули богатые клиенты: купцы в шёлковых кимоно, дамы с изящными веерами и даже дворяне, ищущие что-то экзотическое. Их золочёные монеты звенели громче, чем кружки с саке, а столы украшались дорогими заказами, что добавляло бару особый шик. Отосе, пересчитывая выручку, лукаво улыбалась — десерты не только утоляли голод, но и удваивали продажи напитков, ведь богатые любили растягивать удовольствие.
***
Эдо, как всегда, был полон контрастов: где-то звенели монеты богатых купцов, а где-то в переулках терялись те, кому не нашлось места в этом мире. Вечерний дождь стучал по крышам, смывая пыль с улиц, но не печали. Гинтоки шёл по узкой улочке, прикрываясь от дождя фиолетовым зонтиком,которую одолжил от дочери. Он ворчал себе под нос: — И зачем я вообще вышел? Отосе могла бы сама забрать эти чертовы заказы..Вдруг его взгляд упал на фигуру, сидящую под навесом лавки. Молодой парень в потрёпанных очках, сгорбившись, смотрел в лужи, будто надеясь найти в них ответ на все свои проблемы. — Парень,с тобой все нормально? — Гинтоки приподнял бровь, парень казался на вид очень жалким но нет,нет и ещё раз нет! Ещё одного ребенка он точно не подберет с улицы!
Парень вздрогнул и поднял голову. Его лицо, обычно такое выразительное, сейчас казалось усталым и потухшим.— Здравствуйте. — Он попытался улыбнуться, но получилось как-то криво. Гинтоки вздохнул и подошёл ближе, накрывая его зонтиком.— Что такое? Почему сидишь тут как будто тебе конец? — Меня никуда не берут на работу, — прошептал очкарик. — Говорят, я слишком неуклюжий... или слишком медленный... или слишком... — Слишком никакой.. — закончил за него Гинтоки, усмехнувшись. -Как тебя зовут?- спросил белобрысый мужчина. -Шинпачи Шимура.- ответил молодой брюнет,с карымы глазами.Парень кивнул, снова уставившись в землю. Дождь усиливался, и Гинтоки, почесав затылок, неожиданно сказал: — Ладно, хватит ныть. У меня для тебя есть предложение.
Шинпачи поднял глаза, в которых мелькнула искорка надежды.— Видишь ли, — продолжал Гинтоки, — у нас в кондитерской не хватает рук. Может, ты станешь очередной катастрофой в нашем списке?- он надеялся что парень просто переувеличывает свою неуклюжость. — Ч-что?..
— Работа официанта. Платить будем неб плохо, и наешься сладостей досыта. Ну так что?- Шинпачи замер, словно не веря своим ушам. Потом его лицо осветилось такой радостью, что даже дождь вокруг будто стал тише.— Я... я согласен! Я буду стараться изо всех сил! — Да-да, только не ори, — буркнул Гинтоки, но в уголке рта дрогнула улыбка. — Иди за мной. Завтра начнёшь. "И всетаки подобрал ещё одного ребенка,чертвозьми..!"
***
На следующий день Шинпачи, с подносом в руках и решительным взглядом, стоял на пороге, будто собирался штурмовать крепость, а не подавать десерты. — Я пришёл,Гин-сан! — объявил он, и ему доверили поднос с дояраки,он тут же споткнувшись о собственные ноги и поднос взлетел в воздух, и Кагура, вздохнув, поймала его одной рукой. — Ой, — пробормотал Шинпачи, потирая ушибленное колено. — Кажется, мне нужно больше практики...- Гинтоки, наблюдавший за этим, скрестил руки: — Шинпачи, если ты хочешь работать здесь, тебе придётся научиться хотя бы не уничтожать нашу прибыль в первый же день. — Я могу считать! — вдруг выпалил Шинпачи, поднимаясь. — Вот, например, этот упавший дояраки стоил 150 иен, но если учесть, что клиент уже ждёт замену, мы теряем ещё 5 минут рабочего времени, что при почасовой ставке... — Стоп, — перебила его Тама, появившись рядом с лёгким шумом сервоприводов. — Ты только что рассчитал убытки быстрее, чем я.
Шинпачи замер, словно пойманный на месте преступления. — Ну... да?- Тама повернулась к Гинтоки:
— Гин-сан, я предлагаю перевести его в бухгалтерию. — Что?! — воскликнул Гинтоки. — Он же даже поднос не может донести! — Зато он может посчитать, сколько подносов мы теряем из-за его неуклюжести, — сухо заметила Тама. — И, судя по его расчётам, это выгоднее, чем держать его на доставке.- Кагура фыркнула: — Папа, если он будет сидеть с бумагами, он хотя бы не сломает нам всю посуду. Гинтоки закатил глаза, но сдался: — Ладно. Но если он хоть одну цифру перепутает... — Не перепутаю! — Шинпачи выпрямился, и его очки блеснули решимостью. — Я сделаю так, чтобы каждая иенка была на счету! С этого дня Шинпачи переселился за стол рядом с Тама, заваленный гроссбухами и счетами. И, к удивлению всех, оказалось, что его мозг, обычно перегруженный тревогами и страхами, идеально подходил для цифр. Он находил ошибки в поставках, предлагал способы сэкономить на ингредиентах и даже предсказывал, какие десерты будут особенно популярны в ближайшие недели.
— Вот, — тыкал он пальцем в таблицу, — если мы закажем больше ванили в сезон дождей, то сэкономим 10%, потому что поставщики снижают цены из-за низкого спроса.- Тама, склонив голову, изучала его расчёты:— ...Логично.
— А ещё, — продолжал Шинпачи, всё больше увлекаясь, — если мы добавим небольшую скидку на анмитсу после шесть часов вечера, то привлечём еще больше клиентов, которые иначе ушли бы в другие кафе!- — Эй, это почти гениально.-произнес Гинтоки искреннее удивленно.— Почти?! — Не зазнавайся.- Но даже он не мог скрыть лёгкую ухмылку. К концу недели Шинпачи и Тама уже вовсю управляли финансовыми потоками кафе, а его стол был завален пометками и графиками. Однажды вечером, когда заведение опустело, Тама вдруг сказала:
— Вы неплохо справляетесь, Шинпачи-сан.- Шинпачи, привыкший к её сдержанности, покраснел: — С-спасибо! — Но если вы уроните эти бумаги, я заменю вас калькулятором.-добавила Тама мило уыбаясь. — Э-э... я буду осторожен!- Гинтоки переглянулся с Кагурой:— Ну что, похоже, мы нашли ему место. Кагура ухмыльнулась: — Главное, чтобы он не начал считать наши грехи.- А Шинпачи, тем временем, уже строил планы на следующий месяц, счастливый, что наконец-то стал частью чего-то большего.

Глава 6: Тени на Пути

Гинтоки вновь напился до ужаса, его шаги по тёмным улицам Эдо были неуверенными, а бутылка саке болталась в ослабевшей руке. На обратном пути его поджидали трое бандитов, выскочивших из переулка с ножами наготове. Несмотря на пьяную вялость, Гинтоки дал отпор — его кулаки, ведомые рефлексами старого самурая, отбросили одного, а другой получил удар бутылкой по голове. Но силы оставили его, и третий успел нанести несколько ударов, оставив синяки на рёбрах, прежде чем Гинтоки, шатаясь, вырвался и побрёл домой.
Он ввалился в коридор дома, тяжело дыша, с окровавленной рубашкой и мутным взглядом. Дверь с грохотом захлопнулась за ним, и в этот момент Кагура, всё ещё маленькая девочка с острыми ушами Ято, услышала шум. Её хрупкое сердечко сжалось от паники, и она выбежала из комнаты, её рыжие пучки развевались, как два маленьких факела. Увидев Гинтоки, она бросилась к нему, вскарабкавшись на его колени дрожащими ножками, и обняла его, уткнувшись лицом в его окровавленную грудь. Слёзы хлынули из её больших глаз, и она прижалась к нему, умоляя сквозь рыдания:
— Гин-чан,.. пожалуйста, стоп! Больше.. не пить!… Я не хочу.. тебя потерять!-,объяснялась Кагура насколько смогла на японском.Её слова, полные отчаяния ударили Гинтоки, как холодный ветер. В его пьяном сознании что-то щёлкнуло, словно заржавевший механизм, и он сам себя испугался — до чего он докатился, чтобы напугать этого ребёнка, ставшего ему семьёй.. Семья? А можно ли назвать семьей то что они имеют? Он почти каждый день приходит домой сильно пьяный, а сегодня вообще в полумертвым состоянии, а она как обычно тащит его тяжелую тушу домой,ругаясь и умоляя перестать напиваться,он получает от этого ребенка только заботу. Кагура заслуживает на лучшее, да он сам же заслуживает на лучшее. Стыд сжал горло, и он опустил взгляд на её мокрое от слёз лицо, прижатое к его груди. Впервые за годы он почувствовал тяжесть ответственности — не только за себя, но и за неё. Кагура не должна видеть, как он медленно убивает себя алкоголем. Сжав зубы, он тихо, но твёрдо прошептал:
— Ладно, малая… Больше не буду. Клянусь.- он погладил ее макушку,его голос дрогнул, но в нём была решимость, которую он сам не ожидал найти.
На следующее утро, когда Кагура проснулась около девяти часов, её ждал сюрприз. Гинтоки, мучаемый совестью за вчерашний вечер, решил загладить вину. На столе стоял поднос с дымящимися дораяки — мягкими, круглыми лепёшками с начинкой из сладкой красной фасоли, испечёнными им самим. Их аромат, тёплый и сладкий, наполнял комнату, а на каждой лепёшке виднелись неровные следы его неловких попыток. Кагура, увидев это, замерла, её глаза расширились от восторга. Она подпрыгнула от счастья, словно на седьмом небе, и с визгом бросилась к столу, её пучки подпрыгивали в такт.

Но радость прервал стук в дверь. Отосе, Тама и Кэтрин вошли с подносом нормального завтрака — риса, жареной рыбы и мисо-супа. Отосе уже открыла рот, чтобы отругать Гинтоки за вчерашнюю пьянку, но заметила дессерт на столе и замолчала. Её взгляд смягчился, но она всё же не удержалась:
— Гинтоки, ты что, детей сладким на завтрак кормишь? Это же вредно! — сурово сказала она, но любопытство взяло верх. Она взяла кусочек дораяки и откусила. Вкус нежной лепёшки, пропитанной сладостью фасоли, растекся по её языку, пробуждая давно забытые детские воспоминания о праздниках. Её глаза удивлённо блеснули, и она невольно улыбнулась. — Я не знала, что ты так хорошо готовишь десерты. — призналась она, тепло глядя на него. Гинтоки, довольно скрестив руки, ухмыльнулся:
— Ты ещё многое обо мне не знаешь, Карга. Я спец по сладостям! — Его тон был самодовольным, хотя внутри он всё ещё боролся с чувством вины. У Тамы в голове загорелась идея. — Мама, по моему это будет замечательно ксли Гин-сан начнет готовить десерты, а мы будем продавать их в баре? И за аренду он заплатит таким образом, да ещё и какие-то деньги заработает.Кэтрин лукаво прищурилась, глядя на Гинтоки. — Ха, да ты гений, сестра, но какая гарантия, что он не пропьёт те деньги, что получит от продажи? — Её голос был полон скептицизма. Отосе, соглашаясь с младшей дочерью, кивнула с безразличным видом:— Кэтрин права, он конченный алкоголик и всё пропьёт.— Не правда! — вдруг вскочила Кагура, её голос гремел от возмущения. — Гин-чан сказал, что больше пить не будет! — Она посмотрела на беловолосого самурая с надеждой. Гинтоки вздохнул, вспоминая вчерашнее обещание Кагуре. — Я это… я всё… — пробормотал он тихо, ковыряя в носу.— Что всё, Гинтоки? — Отосе прищурилась, будто уже зная, но желая услышать это от него. — Я не буду больше пить! Все отвалите нафиг! — рявкнул он с наигранной обидой, отводя взгляд. Отосе улыбнулась, довольная его словами. — Я тебе сегодня же принесу ингредиентов, и ты сделаешь десерт, немного… Сначала увидим, как посетителям понравится.Если все будет хорошо,считай у тебя есть нормальная работа. Ты меня понял, идиот?Гинтоки раздражённо кивнул. — Да понял я, понял. — Мама, ты ему реально доверяешь? — скептически спросила Кэтрин. Она не раз таскала Гбелобрысого идиота домой с Тама, пока в один прекрасный день они не забили на него, мол сам доползет или же сам сдохнет. — Да, это его самый последний шанс стать нормальным человеком, — ответила Отосе, взглянув на Гинтоки, который сам понимал, что та права.
— Ой, да идите вы уже все лесом! — буркнул он, показывая на дверь пальцем.
Как только они ушли, Гинтоки сел напротив Кагуры, которая уплетала завтрак за обе щёки. — У тебя хороший аппетит, — заметил он, потирая висок — голова ещё гудела. — Ну что, Кагура-чан… видимо, мы начнём свой бизнес. Ты в деле? — спросил он, мягко улыбаясь, хотя сам не был уверен, понимает ли она. Девочка закивала, продолжая жевать, и её глаза светились радостью.
***
Вечер опустился на Эдо, окутав улицы мягким сумраком, и бар Отосе ожил гулом голосов. Гинтоки, трезвый и собранный, сидел в углу, прячась за высоким столом, и с затаённым интересом наблюдал за происходящим. На прилавке красовались его дораяки — мягкие лепёшки с начинкой из сладкой красной фасоли, аккуратно уложенные на деревянное блюдо. Отосе, с лёгкой улыбкой, предлагала их клиентам, и те, помимо привычной выпивки, с жадностью уплетали сладости, словно это было лучшее, что они пробовали в жизни. Их глаза светились удовольствием, а хриплые голоса то и дело прерывались одобрительными возгласами. Гинтоки сам был поражён — он не ожидал, что его неловкие кулинарные опыты вызовут такой восторг.
В глубине души он хранил тайну: за годы скитаний он прочитал множество книг о десертах, изучая рецепты втайне от всех. Это казалось ему делом не для мужчины, и страх насмешек заставлял держать язык за зубами, хотя сама мысль о таком предубеждении казалась ему глупой. Он запоминал каждый шаг, каждую деталь, надеясь, что однажды сможет приготовить эти лакомства и насладиться ими сам. Но надежда эта угасала, почти потухнув в пьяном тумане, пока не вспыхнула вновь с того утра, когда он испёк дораяки для Кагуры. Теперь, глядя на довольные лица клиентов, этот огонёк разгорался ярче, наполняя его странным чувством гордости. Отосе тоже не могла скрыть радости. Обычно бар был прибежищем для тех, кто приходил топить свои беды в саке, но теперь лёгкий дессерт заполнял их желудки, замедляя опьянение. Это означало, что для той же дозы алкоголя им приходилось заказывать больше напитков, а выручка бара росла, как тихий ручеёк, превращающийся в полноводную реку. Её глаза блестели от расчётов, а губы кривились в довольной улыбке — бизнес процветал.
Когда бар опустел, Отосе закрыла двери и подсела к столу с выручкой. Её пальцы ловко пересчитывали монеты, а затем она отсчитала небольшую, но честно заработанную долю Гинтоки. Протянув ему деньги, она сказала с лёгкой насмешкой:
— Ну что, парень, молодец. Вот твои честно заработанные деньги. Купи что-то поесть девочке и себе. И смотри мне — не пропей ничего!
Гинтoки, держа в руках денег, смотрел на них с недоверием. Сумма была невелика, но достаточно, чтобы купить продукты на завтрак для себя и Кагуры. Отосе, предвидя его слабость, прикупила ему ингредиентов для дораяки на несколько дней вперёд — не столько из доверия, сколько из осторожности. Она сомневалась, что Гинтоки не сорвётся в очередной запой, но надеялась, что хотя бы Кагура не останется голодной.На следующий день Гинтоки удивил её снова. Он принёс в бар свежие дояраки, испечённые своими руками, и спокойно сел за стол в дальнем углу. Его фигура, окутанная дымкой сосредоточенности, выделялась среди суеты бара. Он наблюдал за посетителями, потягивая чай вместо саке, и в его глазах теплилась новая искра — смесь надежды и решимости.

Глава 5: Первые шаги

Ночь прошла неспокойно для Гинтоки — его сон то и дело прерывался шорохами из угла, где Кагура свернулась в шкафу, словно маленький зверек. Утро ворвалось в комнату резким светом, просачивающимся сквозь щели в ставнях, и ещё более резким запахом вчерашнего саке, пропитавшим его одежду. Он приподнялся на циновке, потирая затёкшую шею, и с тяжёлым вздохом бросил взгляд в сторону гостиной. Дверь была приоткрыта, и оттуда доносились лёгкие шаги, сопровождаемые подозрительным звяканьем.
С неохотой встав, Гинтоки прошаркал босыми ногами по деревянному полу и выглянул в гостиную. Кагура уже сидела за низким столом, скрестив ноги, и с детским любопытством разглядывала поднос с остатками вчерашней каши, который Тама оставила. Её рыжие волосы всё ещё были спутаны, а большие глаза блестели от интереса, пока она тыкала пальцем в миску, а затем в ложку, словно пытаясь разгадать их назначение. Гинтоки застонал, проведя рукой по лицу.
— Ну вот, началось… — пробурчал он, подходя ближе. — Маленькая, ты хоть понимаешь, что с этим делать? Или мне ещё и жевать за тебя?
Кагура подняла взгляд, её глаза встретились с его, и она снова ткнула пальцем в кашу, а потом указала на него, словно спрашивая что-то на своём молчаливом языке. Гинтоки закатил глаза, чувствуя, что день обещает быть бесконечным, когда дверь гостиной с лёгким скрипом отворилась.
На пороге стояли Тама и Кэтрин. Тама несла свежий поднос с тёплым рисом, парящим в маленькой чашке, и кусочком жареной рыбы, завёрнутым в лист бамбука — лёгкий завтрак, приготовленный с заботой. Кэтрин, с лукавой улыбкой, держала аккуратно сложенное платье, купленное ею на утреннем рынке Эдо. Это была простая, но изящная детская накидка из хлопка, вытканная с мелким узором из цветущей сакуры — такая одежда часто продавалась на базарах торговцами, перебиравшимися из деревень с рукодельными товарами. Платье было чуть великовато, но Кэтрин, гордо выпятив грудь, не удержалась:
— Смотрите, какое я раздобыла! Лучшее, что было на рынке — с сакурой, как для настоящей принцессы! Ей будет в самый раз после того, как подгоним.
Кагура, услышав слова Кэтрин, повернула голову и замерла, её глаза расширились от удивления. Она осторожно протянула худенькую руку к платью, пальцы дрожали, когда касались мягкой ткани. Впервые за утро её лицо осветила слабая, но искренняя улыбка — неуверенная, как первый луч солнца после долгой ночи. Она прижала накидку к себе, словно пытаясь представить, как будет выглядеть в ней, и её взгляд наполнился детской радостью, смешанной с робостью.
Тама, окинув Кагуру взглядом, нахмурилась и тут же повернулась к Гинтоки, её голос зазвучал с мягкой, но непреклонной строгостью.
— Гинтоки-сан, как ты мог? Она не мытая, волосы не расчёсаны! Мы же вчера с Кэтрин всё тебе показали — как заботиться о ней! — Её умные глаза сузились, выдавая лёгкое разочарование.
Гинтоки, потирая затылок, попытался оправдаться:
— Да я что, нянька, что ли? Она сама спит как сурок, а я тут…
Но Тама, не давая ему договорить, сунула в его руку деревянную расчёску с гладкими зубьями.
— Возьми это и сделай ей прическу. Два пучка, как у маленьких девочек, — строго, но с ноткой терпения, проинструктировала она. — Раздели волосы на две части, аккуратно заплети и завяжи лентами. Ты справишься, если захочешь.
Гинтоки возмущённо фыркнул, размахивая расчёской как оружием.
— Да ты с ума сошла, книжная мышь! Я что, парикмахер теперь? У меня и так голова трещит! — Но, встретившись с непреклонным взглядом Тамы, он сдался, бурча под нос. — Ладно, ладно…
Он опустился рядом с Кагурой, которая с любопытством наблюдала за его действиями. С неуклюжей осторожностью Гинтоки взялся за её спутанные рыжие волосы, стараясь не дёрнуть слишком сильно. Под руководством своего внутреннего упрямства, он разделил пряди на две части, неловко распутывая узлы, и, к своему удивлению, начал формировать два аккуратных, округлых пучка, закрученных и завязанных лентами, как у маленьких девочек в традиционных стилях. Результат оказался неожиданно очаровательным — два симметричных пучка гордо возвышались по сторонам её головы, придавая ей вид маленькой героини из древней легенды.
Кагура, почувствовав перемену, тронула пучки пальцами и впервые улыбнулась — робко, но искренне. Гинтоки, хоть и ворчал, не мог скрыть лёгкой гордости, хотя тут же попытался замаскировать её под очередной зевок,и заметив улыбку Кагуры, на мгновение замер, его рука с расчёской зависла в воздухе. В его обычно сонных глазах мелькнуло что-то тёплое, почти удивлённое, но он тут же кашлянул, пряча смущение за привычной маской. — Ну, смотри-ка, засмеялась, — буркнул он, отводя взгляд и небрежно почёсывая затылок. — Не привык я к этим твоим ужимкам, малая. Только не вздумай думать, что я теперь твой личный слуга! — Несмотря на ворчание, уголки его губ дрогнули в лёгкой, неохотной улыбке, выдавая скрытую мягкость.
***
Прошли первые недели, и дом Гинтоки превратился в хаотичную смесь хаоса и обучения. Кагура, несмотря на языковой барьер, училась с удивительной скоростью. Тама каждый день приходила с учебниками и терпеливо повторяла слова, а девочка впитывала их, как губка, повторяя фразы с лёгким акцентом, но с нарастающей уверенностью. Когда в баре Отосе не было клиентов, Кагура помогала — её маленькие руки ловко подметали пол, вытирали столы и таскали тяжёлые бутылки, что вызывало у пожилой женщины удивлённые взгляды. Её сила, скрытая под хрупкой фигурой, проявлялась в каждом движении, но она старалась не выделяться, опасаясь чужого внимания. Гинтоки же, напротив, возвращался домой всё чаще с запахом саке и шатающейся походкой. Его вечера растворялись в тавернах, где он заливал воспоминания о войне, пока Кагура ждала его, свернувшись в углу гостиной. Её глаза каждый раз становились чуть тревожнее, но она молчала, привыкая к его образу жизни.
Однажды вечером, после очередной попойки, Гинтоки рухнул прямо перед баром Отосе, его тело безвольно растянулось на земле. Отосе и её дочери, занятые уборкой внутри, не заметили его, но Кагура, услышав знакомый шорох, выбежала на улицу. Её сердце сжалось от страха — перед ней лежал Гинтоки. Без малейшего усилия она подхватила его тяжёлое тело, перебросив через плечо, словно лёгкий тюк сена, и потащила вверх по лестнице в его комнату. Её шаги были уверенными, несмотря на хрупкий вид.
Отосе, выглянув из окна, замерла, а Тама и Кэтрин, подбежав к двери, застыли в шоке. — Не может быть… — прошептала Кэтрин, её глаза расширились. — Такой маленький ребёнок утащил этого увальня? Это же неестественно!-Кагура уложила Гинтоки на циновку, её руки дрожали. Она боялась — не за себя, а за него. Воспоминания о пьяном отце, которого она видела слабым, но не в таком состоянии, как Гинтоки, терзали её. Она не хотела потерять ещё одного человека, который стал ей опорой.
Утром Кагура, собрав всю смелость, попыталась рассказать Гинтоки о своих страхах. Она стояла перед ним, её голос дрожал на китайском:
— Не хочу, чтобы ты ушёл, как отец… Не пей так много, пожалуйста… — Слёзы блестели в её глазах, но он, всё ещё мутный после вчерашнего, лишь морщился, не понимая ни слова,погладил ее голову и ушел в ванную комнату.
После полудня Отосе с дочерьми навестили их. Тама, по указанию матери, снова села рядом с Кагурой и мягко, но настойчиво начала расспрашивать о причине ее физической силы. Ей казалось, что девочка скрывает нечто важное. Кагура долго молчала, её пальцы нервно теребили подол платья, но наконец неохотно призналась:
— Я…Ято. Если вы хотите, я уйду. Не хочу, чтобы вы боялись от меня… — Её голос был едва слышен, а глаза полны страха отвержения.Кэтрин ахнула, её скептицизм сменился удивлением. — Не могу поверить в это! Ято — они же просто легенда! Их не существует! Или все же.. Скажи, Тама, что о них пишут в твоих книгах!? — Её тон был полон сомнения, но любопытство пересиливало.-Ты же наверно знаешь о них чтонибудь! Может быть девочка просто врет? -Отосе, потушив сигарету о край стола, ответила твёрдо: — Откуда Кагуре знать о них, если сама не является одной из Ято? Гинтоки,ты что думаешь?-спросила черно глазая женщина.Белобрысый мужчина, ковыряясь в носу, лишь пожал плечами, а его лицо выражало полное равнодушие. — Ты понимаешь, что это значит, Гинтоки?- спросила Отосе раздраженно.— Не… — пробормотал он безразличным голосом, зевая.Тама, с серьёзным видом, заговорила:
— Гин-сан, за девочкой, вероятно, охотятся последователи императора. Я читала, что Ято были настолько сильны, что даже один,сам по себе мог справиться с армией. Они служили веками императорской семье, но однажды решили создать своё государство с собственным народом на за это и были жестоко наказаны. Есть одно средство, с которым даже таких могучих воинов можно убить — в книгах правда это не указано, но клан сильно поредел. Теперь они скрываются по всему Китаю, и даже по всему свету. и охота на них продолжается.Кагура, хоть и понимала мало, но уловила суть слов Тамы, и энергично закивала. Её преследовали не императорские псы, а простые селяне, но о судьбе Линь, её внуков и трёх воров она всё ещё не решилась рассказать — не сейчас.
— И чего делать-то будем? — спросил Гинтоки, ковыряя нос, считая ситуацию сплошным геморроем.
Отосе, всё ещё в лёгком шоке, ответила спокойно:
— Ничего. Она выучит японский и английский. Тама с этим разберётся.- Её мысли унеслись в молодость, когда купцы рассказывали о встрече с женщиной-Ято, спасшей их от медведя, а затем убившей всех свидетелей, чтобы скрыть свою силу, ведь если слухи разошлись бы о ней то клана бы выследили и уничтожили. Один выжил, притворившись мёртвым. Отосе взглянула на Кагуру, и её удивление по поводу её силы — как она таскала бутылки или затащила пьяного Гинтоки — начало находить объяснение.
— Всё будет хорошо, — сказала она, тепло улыбнувшись Кагуре. — Мы вырастим из неё нормального, обычного ребёнка и научим хорошим манерам. — Но внезапно она развернулась и отвесила Гинтоки пощёчину, её голос грянул с привычной строгостью: — А ты, алкоголик хренов, прекрати своё безобразе! С тобой живет ребенок,да еще и девочка,какой пример подаешь ей??-Гинтоки, потирая щёку, вскипел от возмущения. — Да что ж ты всё время меня лупишь, старая карга?! — заорал он, вскакивая на ноги. — Я тебе сказал, что не брошу пить! Отвалите все от меня! — С этими словами он резко развернулся и, шатаясь от гнева, ушёл к себе в комнату, хлопнув дверью так, что дом дрогнул.
Кагура застыла, её маленькие руки сжались в кулаки. Она смотрела на закрытую дверь, и в её сердце закралось горькое подозрение: может, Гинтоки больше не хочет её видеть, может она раздражает мужчину? Мысль об этом обожгла её, но уходить она не желала — некуда было идти, да и бросить его одного она не могла. Его пьяные падения напоминали ей отца, которого она не смогла спасти, и теперь Гинтоки нуждался в спасении. Пусть это будет тяжело, пусть он ворчит и отталкивает её, — она решила, что сделает это. Сжатые губы дрогнули, а в глазах засветилась упрямая решимость: она не сдастся.

На следующее утро первые лучи солнца, пробиваясь сквозь щели в ставнях, мягко коснулись лица Гинтоки, выдернув его из дремы. Он приоткрыл один глаз, чувствуя, как голова ноет после вчерашнего саке, и потянулся за одеялом, надеясь оттянуть неизбежное. Но тишина комнаты вдруг сменилась лёгким шорохом, доносящимся издалека. С трудом поднявшись, он прошаркал босыми ногами к двери и замер на пороге. Перед ним раскинулась гостиная — просторная, с тёплыми деревянными полами и низким столом в центре, окружённым синими подушками. Красные фонарики мягко покачивались под потолком, отбрасывая тени на ширмы, а в углу стоял старый шкафчик, полный мелочей. И там, на диване, примостившись с удивительной грацией для своего состояния, сидела рыжеволосая девочка, найденная вчера в переулке. Её тонкие ножки болтались в воздухе, а большие, чуть затуманенные глаза внимательно следили за каждым его движением.
Гинтоки моргнул, потом ещё раз, и только теперь до него дошло: это не сон. Реальность обрушилась на него с тяжёлой ясностью, заставив потереть виски. — Ладно, малая, — пробормотал он, усаживаясь напротив неё на одну из подушек и зевнув так широко, что челюсть хрустнула. — Давай начнём с того, что представимся друг другу.
Девочка молчала, лишь пялилась на него своими широко раскрытыми глазами, покачивая ногами в такт своим неразгаданным мыслям. Её лицо оставалось непроницаемым, но слабость всё ещё проступала в каждом движении — худые плечи слегка дрожали, а рыжие волосы падали на лоб спутанными прядями. Гинтоки вздохнул, наклонив голову набок, и пробурчал:
— Вижу, ты меня совсем не понимаешь…
Он поднялся, потянулся и, присев перед ней на корточки, попытался наладить контакт. — Я, — громко сказал он, показывая на себя и размахивая руками, как заправский актёр, — я Гинтоки. ГИН-ТО-КИ! А ты? — Уголки его губ дрогнули в лёгкой улыбке, полной надежды.
На мгновение повисла тишина, прерываемая лишь слабым урчанием её пустого желудка, эхом разносившимся по комнате. Наконец, с усилием, словно выдавливая звук из глубины души, рыжеволосая девочка прошептала:
— Кагура.
Её голос был хриплым, едва различимым, а слабость всё ещё цеплялась за её тело. Гинтоки замер, удивлённый её ответом, и на его лице мелькнула тень улыбки — смесь растерянности и неожиданного тепла.
В этот момент дверь гостиной с лёгким скрипом отворилась, и в комнату вошла Отосе, за ней следовали Тама и Кэтрин, каждая с руками, полными свёртков. Отосе, с кислым выражением на лице, держала корзину с едой, пока Тама несла лёгкий поднос с завтраком — парящей рисовой кашей и кусочком солёной рыбы. Кэтрин, ухмыляясь, тащила старое платье, которое она и Тама носили в детстве, — простое, но аккуратное, с выцветшими цветочными узорами. Отосе, заметив Гинтоки, тут же потушила сигарету о край стола, выпустив последний клуб дыма, и вперила в него сердитый взгляд.
— Ну, и чего узнал? — рявкнула она раздражённо, скрестив руки на груди. — Она хоть что-нибудь понимает?
Гинтоки пожал плечами, лениво откинувшись на подушку.
— Пока что только сказала своё имя. Её зовут Кагура. Не знаю, как вытянуть из неё ещё какую-нибудь информацию.
Тама, с её всегда спокойным и умным взглядом, мягко опустила поднос на стол и повернулась к матери.
— Судя по её рваной одежде, которую мы вчера выбросили, и по тому, что она почти не говорит по-японски, она, вероятно, китаянка. Разрешите, я спрошу у неё всё, что нужно.
Кэтрин, удивлённо приподняв бровь, хотя её тон оставался насмешливым, перебила сестру: — Ты что, сестра? Разговариваешь на китайском?
Тама улыбнулась, её глаза блеснули лёгкой гордостью.
— Конечно! Это прекрасный и сложный язык. Я так и знала, что он когда-нибудь пригодится, — ответила она с мягкой усмешкой.
Кэтрин фыркнула, скрестив руки.— Ну вот по этому у тебя нет парня. Постоянно учишься и забываешь о себе., Тама мило улыбнулась в ответ, подмигнув сестре. — Сестра, у тебя ведь тоже нет парня. Может, из-за твоего скверного характера?, Кэтрин ядовито усмехнулась, бросив взгляд на мать.— Ну если что, я унаследовала это от мамы.
Отосе, не выдержав, отвесила Кэтрин подзатыльник, её голос грянул с привычной строгостью:
— Неблагодарные девчата! — рявкнула она. — Давай, Тама, спроси у неё, откуда она и как вообще попала в Эдо!
Тама кивнула и, с грацией, достойной её ума, опустилась рядом с Кагурой. Её длинная коса мягко скользнула по плечу, а улыбка, теплая и безупречная, осветила лицо. Она заговорила почти на чистом китайском, её голос тек плавно, как журчащий ручей, и глаза Кагуры тут же вспыхнули радостью. Девочка, до этого скованная и молчаливая, оживилась, её худенькие ручки задрожали от волнения. Она начала рассказывать свою историю — о том, как потеряла семью, о голоде и страхе, о долгих скитаниях, о корабле что привез её в Эдо. Однако о том, как она убила троих воров,которые убили Линь и ее внуков она умолчала — стыд сжался в её груди, и она боялась, что эти добрые люди, как и селяне, отвернутся от неё, узнав правду.Тама слушала внимательно, её взгляд мягко скользил по лицу Кагуры, улавливая каждое слово. Закончив перевод, она повернулась к семье. — Вот оно как… Всё-таки сирота, как мы и полагали.-произнесла Отосе. Она медленно опустилась рядом с Гинтоки, её лицо смягчилось, но в глазах всё ещё тлела тревога. Кэтрин, обычно скрывающая свои чувства за колючей ухмылкой и резким языком, далеко не таким мягким, как у старшей сестры, вдруг опустила взгляд. Её голос дрогнул, когда она тихо проговорила:
— Жалко её, мама… — В её тоне, обычно пропитанном сарказмом, сквозила искренняя жалость. Тама согласилась с сестрой и её умный взгляд остановился на матери. — Мама, разрешите ей остаться. Нам нужна ещё одна рабочая рука. Я научу её нашему языку, всё будет хорошо, обещаю, — сказала она мягко, её голос был полон уверенности.Кэтрин энергично закивала, её глаза сверкнули поддержкой. Отосе вздохнула, её взгляд скользнул к Гинтоки, от которого всё ещё исходил тяжёлый запах саке и пота.,— Кагура будет работать у нас в баре. А жить будет тут с тобой.Может присуствие ребенка немного приведет тебя в себя и ты перестанешь убивать себя алкоголем каждый день.
- произнесла она твёрдо, её голос был холоден как сталь. Гинтоки, до этого ковырявшийся в носу с отсутствующим видом, замер, словно не веря своим ушам. — ЧЕГО?! — взорвался он, вскакивая с подушки. — С каких пор это я должен делить свой дом с какой-то засранкой? Вы решили её оставить — так и забирайте её!! — Его голос дрожал от возмущения, а голова, и без того раскалывающаяся после вчерашнего, теперь гудела ещё сильнее, добавляя ему страданий. Отосе сузила глаза, её тон стал резким. — Квартира-то вообще моя! И ты уже три месяца не платишь мне за аренду! Так что давай выбирай: либо ребёнок остаётся тут, либо платишь мне всю задолженность и уматываешься отсюда!
Гинтоки сжал зубы, понимая, что попал в ловушку. Сердито отвернувшись, он рявкнул: — Ладно! А теперь идите отсюда уже! Моя голова и так трещит!Отосе, удовлетворённо кивнув, поднялась, бросив дочерям знак, что пора уходить. Зажигая новую сигарету, она бросила через плечо:
— Следи за ней, вымой её, переодень и накорми.— Ещё чего! Я не нянка! — возмутился Гинтоки, но его протест утонул в резком звуке пощёчины, которую Отосе отвесила ему с привычной ловкостью.— За что, старая карга?! — взвыл он, потирая щёку.— Делай, как тебе сказала, — отрезала она. — Тама позже придёт и начнёт её обучать языку.Тама, которая шепнула Кагуре на китайском, что та будет жить тут с Гинтоки, сияла от радости. Ей всегда нравилось делиться знаниями, черпая вдохновение из своих любимых книг, и эта новая ученица обещала стать интересным вызовом. Гинтоки же, тяжело вздохнув, сдался, но в глубине души мысленно усмехнулся: если эта карга думает, что ребёнок отучит его от гулянок, то она сильно ошибается.

Глава 3: Случайная находка в мусоре

POV Гинтоки
И вновь шатаюсь я по тёмным улочкам Эдо, слегка покачиваясь после очередной бутылки саке. День был длинным, денег в кармане — ноль, а эта чертова выпивка решила напомнить о себе. Голова гудит, и меня начинает тошнить — видимо, саке сегодня было из тех, что лучше не нюхать. Думаю, надо отойти в какой-нибудь переулок, чтобы никто не пялился и не начинал ныть про всякую ерунду. И вот, пока я, спотыкался тащился в тень, услышал шорох. Подумал сначала, что это ветер или крыса, но нет — из кучи отбросов вылезает мелкая девчонка. Смотрит на меня испугано, держит руки близко к себе. Вид у неё — просто ужас: бледная, как призрак, кожа почти прозрачная, одежда скорее всего китайская, вся порвана, а короткие волосы торчат, как после драки с ветром. Она еле стояла на ногах, но в глазах — что-то странное, не детское, будто внутри неё горит огонь. Я прищурился, лучше разглядев её, и удивился: эта мелкая не просто так тут ошивается.
Лениво буркнул, вытирая рот рукавом: «Эй, мелкая, ты что, решила устроить обед в помойке? Даже мой желудок после саке сейчас брезгует!» Она вздрогнула, но не побежала, только сильнее прижалась к бочке, будто надеялась раствориться. Ну, думаю, мне не до детей, голова и так трещит, а если Отосе узнает, что я опять напился, устроит мне разнос с утра. Лучше свалить, пока не влип. Но тут в голове всплыло воспоминание о себе, маленьком, брошенном, когда я делал всё возможное, чтобы добыть еду, как прятался на полях сражений среди мёртвых, надеясь найти хоть что-то съедобное. Я покачал головой, отгоняя это, но что-то щёлкнуло внутри.
Я остановился, повернулся к ней и буркнул: «Никуда не уходи, ясно?» Не уверен, что она поняла, но пошёл к ближайшему лоточнику. В кармане звенели только пара медяков — которых выменял на пачку суконбу, хоть и сомневался, что это спасёт положение. Вернулся в переулок — а она всё ещё там, стоит, смотрит на меня храбро, хоть и шатаясь. Думал, сбежит, как любой нормальный ребёнок, но нет, стоит, как статуэтка. Подошёл ближе и протянул ей суконбу: «Держи, не лопай всё сразу». А она… взяла пачку, и слёзы хлынули из её глаз. Схватила пачку и сожрала всю сразу, будто это был её последний шанс выжить. Разумеется, пачка суконбу после долгих дней голода не особо могла помочь, но всё же лучше, чем ничего. Я стоял, чеса затылок и подумал: что за девчонка такая? Дикая, но с душой. Может, просто какая-то заблудшая китайская мелочь, бог знает откуда. Я, чертыхнувшись, присел, чтобы быть на уровне её глаз, и заглянул в них: дикие, полные страха, но с искрой, которую не объяснить. Она внезапно рухнула, но я успел подхватить её за плечи и поднять, держа как какой-то хлипкий мешок. «Эй, рыжая, ты чего, решила меня добить?» — проворчал я, когда она снова шатнулась, но я вновь успел подхватить её за плечи и поднять, не давая упасть. «Ну за что мне все это? Ты моя головная боль! И что прикажешь мне с тобой делать??» Она слабо подняла голову, её глаза затуманились, и почти сразу она уснула, повиснув в моих руках.

POV Кагуры
Я сидела, прижавшись к холодной бочке в этом тёмном переулке, чувствуя, как ноги дрожат от усталости, а желудок сводит от голода. Вокруг воняло гнилью, и я уже не знала, сколько дней прошло с тех пор, как я сбежала. Руки дрожали, пока я пыталась выудить из мусора хоть что-то съедобное, и тут я услышала шаги. Подняла глаза — передо мной стоял высокий мужчина. Его кучерявые, белые волосы, растрёпанные и странные, блестели в слабом свете луны, а походка была шаткой, как у пьяного. Я замерла, сердце заколотилось — он казался огромным, угрожающим, но в то же время каким-то… не злым. Его лицо было усталым, с лёгкой ухмылкой, и я не могла понять, что он задумал. Я сжалась, готовясь убежать, но ноги не слушались, и я просто смотрела на него, цепляясь за бочку, как за последнюю надежду. Внутри меня смешались страх и слабая искра надежды — вдруг он не враг и не желает мне зла? Но я не знала, как это проверить, и только молча ждала, что будет дальше.
Когда он протянул мне что-то тёмное и морщинистое, я сначала не поняла, что это. Но стоило мне взять пачку и откусить кусочек, вкус разорвал мою душу — солёный, острый, такой насыщенный, что я чуть не заплакала. Я никогда не ела ничего вкуснее. В голове мелькнул мысль о том, как бы я хотела есть такое каждый день, сидеть за столом с тёплой едой, а не рыться в мусоре надеясь найти хоть куска сухого хлеба. Голод, скрутивший меня изнутри, не дал остановиться и я сожрала всю пачку почти сразу, не чувствуя ничего, кроме жгучего желания насытиться. Каждый кусочек казался мне даром, и я не могла поверить, что что-то может быть настолько вкусным после дней, когда во рту была только грязь. Слёзы текли по щекам, и я даже не заметила, как слабость накрыла меня, утягивая в тьму. Последнее что помню это то, как перед глазами всё поплыло, и я поняла, что больше не могу стоять. Последнее, что я ощутила, — это тёплые,сильные руки, которые подхватили меня, и слабый запах саке, смешанный с чем-то знакомым, как будто отцовский кимоно. Во сне я видела смутные тени — неясные лица, голоса, зовущие меня, но они растворялись, оставляя только чувство, что я, наконец, в безопасности.


**********************************************
Гинтоки, всё ещё покачиваясь после очередной бутылки саке, ввалился в бар Отосе, держа на руках маленькую девочку с рыжими волосами, растрёпанными и спутанными, как после бури. За стойкой стояла Отосе, чьи острые глаза следили за каждым движением в помещении. Она лениво попыхивала длинным кисером, из которого поднимался густой, резкий дым, заполняя бар едким ароматом табака. Вонь дыма витала в воздухе, смешиваясь с запахом старого дерева и пролитого саке, создавая тяжёлую атмосферу. Её лицо было перепачкано грязью, а одежда — рваная китайская туника — висела клочьями.
Дверь бара со скрипом открылась, и Гинтоки, едва держась на ногах, шагнул внутрь, неся её хрупкую фигурку. Отосе, стоявшая за стойкой с полотенцем в руках, замерла, уставившись на эту странную картину. Её глаза расширились от ужаса, и она бросилась к Гинтоки, вырывая у него девочку.

— Что это такое, Гинтоки?! — закричала она, крепко прижимая рыжеволосую Кагуру к себе. — Ты с пьяни украл ребёнка или что?! Да тебя за это стража заберёт, идиот!
Гинтоки, почесав затылок, лениво зевнул и прошипел:
— Да не крал я, нашёл в переулке. Рылась в мусорке, еле живая. Решил не бросать, вот и всё.
Отосе фыркнула, но её взгляд смягчился, когда она посмотрела на бледное, испачканное лицо девочки. В этот момент из-за занавески выглянули Тама и Кэтрин, дочери Отосе. Тама, с её всегда спокойным выражением, а Кэтрин, с лукавой улыбкой, подошли ближе. Увидев состояние Кагуры, они переглянулись и решили действовать.
— Мама, она вся грязная, — тихо сказала Тама, трогая порванную ткань китайской одежды. — Давайте переоденем её, пока она спит.
Кэтрин кивнула, и они осторожно взяли Кагуру из рук матери. Девочка даже не шелохнулась — её сон был глубоким, словно она вымоталась до предела. Сёстры унесли её за ширму, где быстро сняли рваную одежду и нарядили в чистую простую рубашку, найденную в запасах бара. Кагура осталась неподвижной, её рыжие волосы рассыпались по подушке, а дыхание было слабым, но ровным.
Когда они вернулись, Отосе снова взяла девочку на руки, осторожно поддерживая её голову. Она повернулась к Гинтоки, нахмурив брови, и строго спросила:
— И что ты теперь собираешься с ней делать, а? Не думаешь же ты, что я буду нянчиться с твоими находками?!
Гинтоки скрестил руки, задумчиво глядя в потолок, и пробормотал:
— Ну… давай вызовем стражу. Пусть забирают и ищут её родителей или что там полагается. Не моя забота.
Отосе резко вскинула голову, её глаза сузились от гнева.
— Стражу?! Да ты спятил, Гинтоки! Её заберут, а что потом? Отдадут в какой-нибудь вонючий детдом, где её будут морить голодом, или, того хуже, продадут каким-нибудь подонкам-педофилам! Ты хочешь, чтобы этот ребенок попала в такое?
Гинтоки замолчал, почесал затылок и проворчал:
— Ну… не подумал. Но и держать её тут я не собираюсь.
Гинтоки уже было развернулся, зевая и бормоча, что ему нужно спать, но Отосе, одной рукой крепко держа Кагуру, другой схватила его за шиворот и резко пихнула девочку обратно в его руки. Он пошатнулся, едва не уронив Кагуру, и возмущённо заорал:
— Ты чего, старая карга?! Че мне её суёшь? Что хочешь от меня вообще?!
Отосе разозлилась ещё сильнее, её голос стал резким:
— К нам сейчас придут клиенты! Тут не место маленьким детям и тем более девочкам! Возьми её с собой и уложи её спать! — Её раздражение было очевидным, и она ткнула пальцем в сторону двери

Гинтоки фыркнул, пытаясь отодвинуться:
— Почему я? Это ТЫ не хотела, чтобы я вызвал полицию, ну и заботься о ней сама!
Он попытался сунуть Кагуру обратно, но Отосе, не раздумывая, отвесила ему звонкую пощёчину. Гинтоки замер, потирая щёку левой рукой, а она продолжила, повысив голос:
— Завтра разберёмся, что и как… А сейчас бери малышку и уложи её куда-то, пускай спит, и ты тоже выспись! Чтоб мне трезвым был к утру!

Гинтоки скривился — идея ему явно не понравилась, но, бурча под нос, он всё же подчинился. Ему даже стало стыдно, что он хотел так просто сдать её страже. Её родители с большой вероятностью мертвы — иначе бы она не рылась в мусорке в надежде найти еду. К тому же она не местная, даже языка не знает на базовом уровне, что делало её положение ещё более безнадёжным. Он вздохнул и взглянув на ребенка пробормотал:
— Эххх, ладно, шишка ты маленькая, завтра разберёмся…
Гинтоки, всё ещё качая головой, понёс Кагуру к себе домой. Добравшись до своей комнаты, он открыл старый шкаф — тесный, но удобный, как в те времена, когда ему самому приходилось скрываться. Аккуратно уложил её туда, подложив под голову старую подушку вместо нормального ложа. Девочка даже не шевельнулась, всё ещё крепко спящая. Закрыв дверцу, он поплёлся к своей циновке, рухнул на неё и, глядя в потолок, подумал: «Наверняка это просто пьяный сон… Утро покажет». Но сомнения уже начали грызть его, пока он проваливался в сон.

Глава 2: Остатки прошлого

После смерти отца клан Ято, который когда-то был моей семьёй, начал разваливаться, как старый дом под порывами ветра. Умибозу был не просто моим отцом — он был главой клана, его сердцем и силой. Его уважали, боялись, на него равнялись. Но после того, как его нашли мёртвым в грязной канаве, всё изменилось. Ято, которые всегда держались вместе, начали шептаться о том, что без Умибозу клан обречён. Некоторые винили Камуи за то, что он стал катализатором этой трагедии, развязав цепь событий, которые привели к падению нашего рода. Другие говорили, что Умибозу сам виноват, продав мамин кулон и опозорив память Камико. Но большинство просто устали — устали от постоянных сражений, от жизни в тени, от необходимости скрывать свою силу. Один из старейшин, седой воин по имени Хару, собрал всех на совет. Его голос дрожал, но был твёрд, когда он сказал: «Без Умибозу мы не выстоим. Наш клан слишком мал, чтобы продолжать. Мы должны разойтись по миру и жить как обычные люди, скрывая, кто мы есть. Это наш единственный шанс выжить». Я сидела в углу, обхватив колени, и слушала, как они спорили, кричали, а потом замолкали, принимая решение. В ту ночь клан Ято перестал существовать. Каждый взял свои вещи и ушёл своей дорогой, растворяясь среди людей, притворяясь, что они не те, кем были рождены. И вновь я осталась одна — в пустом доме, посреди такой же пустой, но всё ещё родной деревни, которая теперь казалась мне чужой и холодной, словно вымершей.
Соседи, которые заботились обо мне после смерти мамы, больше не приходили — они тоже были Ято и ушли, боясь, что я принесу им несчастье, как будто я была проклятой. Я слышала, как они шептались за моей спиной, проклиная Камуи, считая, что он виноват в бедах, обрушившихся на наш клан, что его ярость стала началом конца. Я осталась с тем, что могла унести: старое платье, кусочек маминой ленты, который всё ещё хранил её запах, и маленький нож — тот самый, которым Камуи порезал свой палец, а потом мой, когда мы пытались спасти маму своей кровью. Я нашла его на кухне, где он лежал забытый после того страшного дня, и решила взять с собой, как напоминание о том, что связывало меня с братом. Я не могла больше оставаться в этом доме, где каждый угол напоминал мне о потерянной семье, и ушла в ближайший город, надеясь найти хоть какие-то следы Камуи.
Город был огромным и шумным, полным людей, которые спешили куда-то, кричали, торговались на рынках. Для маленькой девочки вроде меня он был как лабиринт, полный опасностей. Я не знала, где искать брата, но я знала, что не могу остановиться. Первые дни я спала под мостами или в заброшенных сараях, прячась от дождя и воров. Еду я добывала, воруя с рыночных прилавков — кусок хлеба, пару фруктов, иногда рыбу, если удавалось стащить её незаметно. Я научилась быть быстрой и тихой, как мышь, чтобы меня не поймали. Но однажды меня всё-таки схватили. Толстый торговец с красным лицом схватил меня за руку, когда я пыталась украсть у него лепёшку. «Маленькая воровка!» — заорал он, и я думала, что это конец. Но тут вмешалась старуха, торговка овощами с соседнего прилавка. Она оттолкнула мужчину и сказала: «Оставь её, она просто голодная девчонка». Её звали Линь, и она стала моим первым другом в этом жестоком мире. Линь разрешила мне помогать ей на рынке — носить овощи, чистить прилавок, а взамен давала мне еду и иногда даже ночлег в своём маленьком домике. Она не знала, что я из Ято, и я никогда не рассказывала ей правду, боясь, что она прогонит меня.
Линь заботилась обо мне, как могла, и я была невероятно рада, что хоть кто-то протянул мне руку помощи в этом огромном, чужом мире. Ей было около пятидесяти лет, но для своего возраста она была красивой — её лицо, покрытое тонкими морщинками, всё ещё сохраняло следы былой молодости, а тёмные глаза светились добротой и мудростью. Её волосы, собранные в аккуратный пучок, были почти полностью седыми, но это только добавляло ей достоинства. Линь рассказала мне, что её дети умерли от болезни много лет назад, и теперь она сама воспитывала своих внуков. Их звали Чен и Мей — мальчику было десять, а девочке двенадцать. Это были милые ребята, с любопытными глазами и звонким смехом, который напоминал мне о тех днях, когда я играла с Камуи. Именно они уговорили свою бабушку приютить меня. Однажды вечером, когда я помогала Линь чистить прилавок, Чен подбежал ко мне, теребя край своей рубашки, и сказал: «Ты такая маленькая, тебе нельзя жить на улице! Бабушка, давай заберём её к нам!» Мей поддержала брата, добавив: «Она будет помогать нам с работой, правда ведь, Кагура?» Их слова тронули Линь, и она, вздохнув, согласилась. Так я стала частью их маленькой семьи — пусть временно, но это было первое тепло, которое я почувствовала после потери своей собственной.
Я работала не покладая рук, таская тяжёлые корзины с овощами, чистя прилавки и помогая Линь во всём, что она просила. Люди на рынке не могли поверить, как такая маленькая девочка может быть настолько выносливой — я носила грузы, которые едва поднимали взрослые мужчины, и никогда не жаловалась. Но чтобы не раскрыть свою природу Ято, я иногда притворялась уставшей, тяжело дышала или даже кашляла, делая вид, что мне нездоровится. Линь беспокоилась, гладила меня по голове и говорила: «Не перенапрягайся, малышка», а я улыбалась, пряча в себе секрет, который мог разрушить всё.
Ровно через год беда снова настигла меня и семью, которая стала для меня новым домом. Это случилось ночью, когда я убирала за коровой в хлеве, вдыхая запах сена и слушая тихое мычание. Вдруг я услышала крики — пронзительные, полные ужаса. Сердце замерло, и я, бросив метлу, мигом побежала в дом. Но было уже поздно. Линь, Чен и Мей лежали на полу в луже крови, их глаза были пустыми, а лица искажены страхом. Трое воров, грязных и с дикими глазами, всё ещё были в доме, переворачивая сундуки в поисках ценностей. Увидев меня, один из них, с кривой ухмылкой, шагнул вперёд, сжимая окровавленный нож: «А ты кто такая, мелочь? Твоя очередь». Но во мне проснулась ярость, которую я никогда раньше не чувствовала. Моя кровь Ято вскипела, и я, не думая, бросилась на них. Я не помню, как это произошло — всё было как в тумане, но через несколько мгновений все трое воров лежали мёртвыми у моих ног, их тела были изломаны, а я стояла, тяжело дыша, вся покрытая их кровью.
На мои крики и шум сбежались соседи. Они замерли на пороге, глядя на меня с ужасом. Я была вся в крови, сжимая в руке маленький нож, который когда-то использовал Камуи. Один из соседей, высокий мужчина с дрожащим голосом, шагнул вперёд и воскликнул: «Так вот почему ты никогда не уставала и была такой сильной! Ты убила шестерых человек! Линь приютила тебя, а ты отплатила ей убийством, ты чудовище!» Его слова эхом отозвались в толпе. «Ты либо демон, либо…!» — начал он, но замолчал, будто боясь произнести это вслух. Другие соседи шептались, перебивая друг друга: «Да нет… не может быть…!» Но кто-то выкрикнул правду, и она разнеслась, как пожар: «Это девочка из клана Ято! Держитесь подальше, отойдите! Позовите кого-нибудь! Хоть кого-то, кто может убить этого монстра!» Началась паника — люди кричали, толкались, будто их самих резали. Я пыталась объяснить, что убила только воров, что Линь и её внуков я не трогала, что они были мне как семья, но никто не хотел слушать. В их глазах я видела только страх и ненависть.
Стражники,которых в те времена называли блюстителями порядка, прибыли быстро, окружив дом с факелами и оружием. Но я не могла позволить им схватить меня. Я знала, что если останусь, меня казнят, не разбираясь в правде. Никто из соседей не осмелился тронуть меня, боясь за свою жизнь, но их крики преследовали меня, как стая диких собак. Я выскользнула через заднюю дверь и побежала к порту, который находился неподалёку. Там, среди запаха соли и шума волн, я забралась на первый попавшийся корабль, спрятавшись в трюме среди бочек и старых сетей. Я не знала, куда он направляется, но понимала одно: если я не покину этот город, мне конец.

Путешествие было долгим и изнурительным. Я пряталась в трюме, питаясь объедками, которые удавалось найти, и старалась не попадаться на глаза матросам. Иногда я слышала их голоса — грубые, с незнакомым акцентом, и понимала, что корабль плывёт куда-то далеко, в земли, о которых я никогда не слышала. Но то что мучал меня больше голода были мои мысли.. я чувствовала как тяжёлый груз вины сдавливает моё сердце. Я вспомнила тех воров, которых убила в ярости. Если бы я просто избила их, их бы казнили за убийство Линь и её внуков, у меня все равно не было бы шансов скрыть свою истинную сущность,то- что я Ято,но но все же.. справедливость восторжествовала бы. Я стала их палачом, и эта мысль жгла меня изнутри. Я сжимая маленький нож, который всё ещё хранил память о маме, поклялась себе: «Я больше не буду убивать людей, даже если они окажутся самыми проклятыми на свете. Моя сила Ято — она для добра, а не для смерти».
После долгих недель, когда мои силы были на исходе, корабль наконец причалил. Я выбралась наружу,мне было страшно, слёзы катились по моим щекам, но я вытерла их рукавом, поднялась и шагнула в неизвестность.
Стараясь не привлекать внимания, я оказалась в шумном портовом городе, полном людей в странной одежде — мужчины носили длинные волосы, собранные в пучки, а женщины шагали в деревянных сандалиях, их яркие кимоно развевались на ветру. Улицы были узкими, с деревянными домами, а над всем этим висел запах рыбы, риса и благовоний. Я не знала, где я, но позже узнала, что этот город называется Эдо — сердце далёкой страны, которую называли Японией. Мне было семь лет, и я оказалась в этом чужом, незнакомом мире, не зная ни языка, ни обычаев. Но я понимала одно: где-то здесь, среди этих шумных улиц и странных людей, я должна выжить любой ценой. Я — Ято, я сильная, я выживу, чтобы найти своего брата, чего бы это ни стоило.
Чтобы выжить, я снова воровала еду — украдкой стащила рисовый колобок с прилавка или кусок сушёной рыбы, пока торговец отвлёкся. Но чаще я питалась тем, что находила в мусоре, роясь в тёмных переулках Эдо, где пахло гнилью и сыростью. Я старалась быть незаметной, словно тень, прячась за бочками и избегая людных мест, чтобы никто не обратил на меня внимания. Я знала, что если меня раскроют, мне не будет пощады..

Детство — самая весёлая и счастливая пора в жизни всех людей. Так говорят. Мама всегда рядом: если упадёшь, она поднимет, поцелует туда, где болит, и боль как будто исчезает. Она уложит спать, споёт колыбельную, а если ты болеешь, не отойдёт от твоей кровати ни на шаг, держа твою руку, пока ты не заснёшь. Папа всегда поддержит, он сильный и весёлый, с ним можно играть в такие игры, от которых у мамы волосы дыбом встают. Он подбросит в воздух, а ты визжишь от восторга. Детские игры, смех, а иногда и истерики, если не могла поделить что-то с братом, — всё это происходить каждый день, и казалось, что так будет вечно. Увы.. иногда я думаю: наверное, я согрешила в прошлой жизни, и Бог, если он вообще есть, наказывает меня, лишив именно всего этого в моем детстве.
Я — Кагура, из клана Ято, и это моя история.

Мне было всего пять лет, и я до сих пор помню мамину тёплую улыбку, её нежный голос, когда она пела мне колыбельные, укачивая на руках. Её глаза сияли, как звёзды, такие же ярко-голубые, как мои и глаза брата, а волосы — длинные, мягкие, рыжие, как закатное солнце, струились по её плечам, словно шёлк. Я любила заплетать их, пока она смеялась и рассказывала мне истории о далёких звёздах и планетах, где, как она говорила, живут души тех, кто нас любит. Она была всем для нашей семьи — солнцем, которое согревало нас.
Но это солнце постепенно стало угасать, и в один день оно навсегда потухло. Мама слабела с каждым днём, её некогда сильные руки, которые могли обнять нас с Камуи так крепко, что весь мир казался безопасным, теперь не могли даже удержать расчёску. Наш отец,всегда спокойный,невозмутимый и невероятно сильный, оказался бессилен перед этой таинственной болезнью. Он был в отчаянии — он, великий воин клана Ято, который сражался чуть ли не с целыми армиями, оказался бессилен перед этой таинственной болезнью. Он искал любых лекарей, какие только существовали, привозил редкие травы и снадобья из далёких стран — от пряных базаров Индии до загадочных земель Китая, — но ни один врач, ни одно средство не могли вернуть маме её свет. Помню, как незадолго до смерти, мама показывала нам с Камуи её красивый нефритовый кулон, который она всегда носила с собой. Он был небольшим, но таким изящным — зелёный, как лесная глубина, и казался тёплым на ощупь, словно живым. Она рассказывала, что этот кулон обладает невероятной силой,и что Нефрит.из которого оно сделано самое редкое на свете. Сила кулона заключается в том что он может исцелять любые раны и болезни, если оросить его несколькими каплями крови Ято. «Кулон достанется Камуи», — сказала она, нежно улыбаясь, её голос был очень слабым но мягким, как шёпот ветра. Я немного расстроилась: «Почему братишка? Я же тоже сильно тебя люблю, мама!» Она мило улыбнулась, с трудом,но подняла руку и погладила меня по голове. «Потому что я чувствую, что твоему брату он понадобится больше», — объяснила она, а её глаза светились любовью. Камуи, конечно, был рад, но, посмотрев на моё огорчённое лицо, пообещал: «Если тебе понадобится кулончик, Кагура, я дам тебе его поносить». Я улыбнулась через свои слезы.
В тот же вечер мы с Камуи случайно подслушали разговор родителей. Мама, еле сидя на кровати, устало объясняла отцу: «Кулон не работает, милый. Все из клана Ято уже дали свою кровь, но ничего не изменилось». Её голос дрожал, и я впервые услышала в нём отчаяние. Отец молчал,и кивнул,а Камуи, не выдержав, потянул меня за руку, и мы побежали к ним в спальню. Он твёрдо посмотрел на маму и сказал: «А почему бы не попробовать,нашу кровь мама? Может, тебе нужна Кагуры или моя? Папа, ты тоже дай свою!» Умибозу покачал головой, его лицо было мрачным, как грозовое небо. «Я был первым, Камуи», — сказал он спокойно, но в его голосе чувствовалась боль. Камуи не успокоился. Он убежал на кухню и вернулся с маленьким ножом в руке,и, не раздумывая, слегка порезал себе палец. «Дай кулон, мама», — сказал он решительно, его глаза горели надеждой. Мама, вздохнув, сняла кулон с шеи и протянула его Камуи. Кровь брата капала на нефрит, медленно стекая по его гладкой поверхности, а мама сжала кулон так сильно, насколько смогла. Но ничего не произошло. По рассказам мамы, нефрит должен был исцелять мгновенно, и при этом сиять красивым, тёплым зелёным светом, словно внутри него загоралась звезда. Но кулон остался холодным и тёмным. «Мою попробуй!» — воскликнула я, чувствуя, как слёзы подступают к глазам. Я так надеялась, что моя кровь поможет, что я смогу спасти маму. Камуи порезал мне палец, и я сжала губы, чувствуя, как тёплая кровь стекает по моей руке на нефрит. Но результат был тем же — кулон не засветился. Я была так расстроена, что разрыдалась, а мама, несмотря на свою слабость, обняла меня, её руки дрожали, но всё ещё были такими тёплыми. Она прошептала: «Я всегда буду с вами, даже тогда, когда вы не сможете меня видеть». Камуи, не в силах скрыть свою боль, выбежал из дома. Я знала, что он побежал плакать — он всегда любил казаться сильным,и никогда не хотел показывать матери его слёзы. Отец молча взял кулон, его лицо было непроницаемым, и куда-то ушёл, оставив нас с мамой одних. Через несколько часов мамы не стало. Она умерла прямо у меня на глазах, с нежной улыбкой на лице, словно прощаясь с нами. Её лицо было таким умиротворённым, что она выглядела, будто просто спит, но я знала, что больше никогда не услышу её голос.
Я позвала Камуи, который, в отличие от меня, не плакал и не издал ни единого звука. Его лицо было каменным, а глаза — пустыми, как у статуи. Он молча взял меня за руку, вывел из комнаты в кухню и приказал сидеть тихо, его голос был холодным и твёрдым, как металл. Потом он куда-то убежал, а вернулся уже с другими Ято — взрослыми мужчинами из нашего клана, которые бросились искать отца.
Он явился только через три дня после смерти мамы. Я помню этот день так ясно, будто он был вчера. Мне было шесть, и я сидела во дворе, пытаясь успокоиться,но мысли о маме не покидали мою голову. Я услышала, как хлопнула дверь. Отец, Умибозу, всегда был как гора — высокий, сильный, непобедимый, он редко улыбался и еще реже смеялся,но когда он все же смеялся,то его смех был таким,что разносился по всему дому. Но без мамы он стал пустым. Я подбежала к нему, надеясь увидеть его таким же сильным и спокойным как всегда. "-Папа,а где кулончик?", спросила я тихо. Я любила трогать его, когда мама была жива, он казался мне волшебным, будто хранил в себе её тепло,но ответа не было.
От него веяло чем-то неприятным — смесью алкоголя и какого-то едкого, незнакомого запаха, который заставил меня сморщить нос. Я задала ему еще раз этот вопрос, но его руки были пусты так же как и его глаза. Я закричала, спрашивая, где он, но отец только посмотрел на меня пустыми глазами и пробормотал: «Я продал его». Продал. Это слово ударило меня, как молния. Я кричала, плакала, била его маленькими кулаками, умоляла вернуть мамин кулон, но он просто отвернулся, будто не слышал меня. Я чувствовала, как моё сердце разрывается — это было последнее, что связывало меня с ней, а он так просто отдал его чужим рукам.
Камуи набросился на него с упрёками, отчитывая его, как будто это он взрослый, а не наш отец. Впервые в жизни я испугалась своего брата, которого всегда любила и всегда буду любить больше жизни.
Его глаза были холодными, как лёд, как будто вместе с мамой что-то в нём тоже умерло, я увидела в нём что-то новое — холодную ярость. Его голос дрожал от гнева, когда он крикнул: «Ты предал её память! Как ты мог?!» Слово за словом,и их спор перерос в драку. Хоть Камуи было всего 10 лет, он уже был чудовищно сильным, даже по меркам Ято. Он считался сильнейшим ребёнком в нашем клане, и его уважали даже взрослые воины. Но мама с папой всегда просили его не использовать свою силу против тех, кто не может себя защитить, и Камуи редко ввязывался в драки. Однако в тот день всё было иначе. Он дал волю своему огромному физическому потенциалу и боевым навыкам, которые оттачивал с малых лет, и в ярости буквально разорвал руку Умибозу в ходе их битвы. Я услышала хруст костей и увидела, как кровь хлынула на пол, а отец рухнул на колени, не издав ни звука. Меня затошнило, я чуть не вывернула содержимое желудка, но не могла отвести взгляд. Умибозу даже не пытался дать отпор, а Камуи остановился только потому, что я закричала так громко, как только могла, умоляя его прекратить. Мой голос дрожал, слёзы текли по щекам. Он замер, его грудь тяжело вздымалась, а в глазах мелькнула тень боли. Потом он бросил взгляд на меня, развернулся и убежал прочь, оставив меня наедине с отцом, который сжимал окровавленную руку.
После этого Камуи ушёл. Он не сказал ни слова, просто собрал свои вещи и исчез в ночи, оставив меня с отцом, который теперь был лишь тенью самого себя,а я осталась одна в этом кошмаре, который ещё недавно был нашим домом.
Умибозу выжил, но его дух был сломлен окончательно. Он больше не говорил со мной, не смотрел на меня, словно я напоминала ему о том, что он потерял. Я осталась одна в нашем пустом доме, с болью в сердце и пустотой, которую не могла заполнить. Этот кулон-он был последним, что связывало меня с мамой, с той семьёй, которой у меня больше нет.
Прошло три недели со смерти матери,и всё это время я жила как в тумане, одна в пустом доме, где каждый угол напоминал о ней. Я боялась, что Камуи никогда не вернётся, и боялась за отца, который почти исчез после той страшной ссоры, и приходил домой один раз в неделю. За мной ухаживали соседи, из жалости ко мне и любви к моей покойной матери. Я помню как в тот день явились те же Ято,которых Камуи привёл раньше, с мрачной вестью. Они нашли тело Умибозу в одном из тёмных переулков на окраине близкого к нашему клана города, где мы жили. Его напоили а потом накачали сильными наркотиками и убили. Это сделали обычные люди — грязные воры, которые узнали, что у него был тот дорогущий нефритовый кулон. Они думали, что у отца остались деньги от его продажи, и решили забрать их себе, но, не найдя ничего, просто бросили его тело в грязной канаве. Когда я услышала это, моё сердце будто разорвалось на части. Теперь я осталась совсем одна. Моя мама умерла, отец был убит, а брат исчез, унеся с собой часть моей души..